Немного позднее, в этом же академическом году, Ландау и Давид Гильберт стали моими учителями; это произошло весной 1914 года, когда я перед самым началом первой мировой войны перебрался в Геттинген. Ландау родился в богатой еврейской семье, где многие поколения мужчин занимались банковским делом. В детстве он тоже был чем-то вроде вундеркинда. Его воспитывали в обстановке изысканной роскоши, и он с раннего возраста привык пользоваться всеми благами жизни, которые можно получить за деньги. Этот миниатюрный человек с совершенно недисциплинированным умом и внешностью херувима — маленькие стоящие ...

В Берлин тянула Ковалевскую молва о первом математике в Западной Европе – Вейерштрассе, многочисленные ученики которого разносили славу его по всему свету. Несмотря на все старания, ей не удалось попасть в университет, хотя за допущение ее туда стояли такие светила науки, как Вейерштрасс, Дюбуа‑Реймон, Вирхов и Гельмгольц. Пришлось просить Вейерштрасса заниматься с ней частным образом, но она хорошо знала, что бескорыстный и сильно занятый Вейерштрасс ни за какие деньги не согласится давать ей частные уроки. Ковалевская имела понятие о Вейерштрассе по рассказам его учеников; его можно было взя...

О МОЕМ УЧИТЕЛЕ ФЕЛИКСЕ АЛЕКСАНДРОВИЧЕ БЕРЕЗИНЕ В. Ф. Молчанов Стиль его руководства учениками (аспирантами и др.) был примерно следующим. Задачу он ставил в нескольких фразах, вместе с указаниями на то, зачем она нужна ученику (мне, Джаввату и др.) и вообще теории. Задачи оказывались удивительно глубокими и с большим будущим. Если даже задача не решалась успешно в полном объеме, работа над ней оказывалась чрезвычайно полезной. Он давал большую свободу: если у тебя не было ничего дельного, ты мог не приходить к нему м...

Однажды Дмитрий Николаевич Прянишников, встретил Вавилова, завел разговор о том, не хочет ли он, Николай Вавилов, молодой ученый, неплохо владеющий английским языком, поехать еще раз на стажировку – теперь уже в Aнглию: послушать лекции в Лондоне и Кембридже, поработать в хорошо оснащенных английских лабораториях по морфологии и систематике растений, цитологии и генетике. Не будет ли он против того, чтобы изучить по первичным материалам путь открытий Чарлза Дарвина, почитать его записки и письма, побывать затем в научных центрах Западной Европы: во Франции – у Вильморенов, в Германии – в Иене,...

Раз, только один раз в течение всего моего детства, не удержалась я и дотронулась до дядиного больного места. Это было вечером. Мы были одни в библиотеке. Дядя, по обыкновению, сидел на диване, поджав ноги, и читал; я бегала по комнате, играя в мячик, но, наконец, устала, присела рядом с ним на диване и, уставившись на него, предалась своим обычным размышлениям на его счет. Дядя опустил вдруг книгу и, ласково погладив меня по голове, спросил: — О чем ты это задумалась, деточка? ...

Большое значение для расширения творческих границ его педагогики имели музыкальные конкурсы, в которых он справедливо усматривал средство выявления и выдвижения талантов, и кроме того — массовой пропаганды виолончельной культуры. «В конкурсах, — писал он, — я вижу вехи укрепления дружбы между музыкантами... возможность ценить и перенимать друг у друга сильные стороны». В жюри конкурсов он стал участвовать рано. Всего лишь спустя пять лет после того, как он сам с трепетом выступал в Праге на Конкурсе имени Г. Вигана, Ростроповича пригласили уже в жюри конкурса виолончелистов, многие из которых ...

Рабочая комната Бабеля служила ему и спальней; она была угловой, с большими окнами. Обстановка состояла из кровати, замененной впоследствии тахтой, платяного шкафа, рабочего стола, возле которого стоял диванчик с полужестким сиденьем, двух стульев, маленького сто­лика с выдвижным ящиком и книжных полок. Полки Бабель заказал высотой до подоконника и во всю длину стены, на них устанавливались нужные ему и любимые книги, а поверху он обычно раскладывал бумажные лист­ки с планами рассказов, разными записями и наброска­ми. Эти листки шириной 10 и длиной 15-16 сантиметров он нарезал сам. Работал он ...

В эту осень я сильно заболела. После дифтерита об­наружился паралич шейных мышц. Несколько месяцев пролежала я в постели, иногда громко крича от боли. Учение было нарушено, и я осталась в классе на второй год. Лежа в постели, я рисовала. На следующий год, имея много времени, решила хо­дить в вечерние начальные классы школы Штиглица. Директором школы был Максимилиан Егорович Месмахер. Анна Петровна Остроумова-Лебедева (1871 – 1955) Властный, умный и энергичный человек. В шко­ле — отличные, светлые классы, электрическо...

В сентябре 1907 года в Берлине Мейтнер знакомится с молодым химиком Отто Ганом, который работал в Химическом институте Берлинского университета под руководством знаменитого Эмиля Фишера. Ган предложил Мейтнер изучать радиоактивность вместе, и через месяц Лиза уже начала свою научную деятельность в его лаборатории. Поскольку женщины в институте не имели никакого официального статуса как исследователи, жалованья Лиза не получала и жила на скромную поддержку, которую оказывали ей родители. Эмиль Фишер сначала не разрешал Лизе работать в его институте, поскол...

Корней Чуковский (1882 – 1969)В Институте живого слова он [Анатолий Федорович Кони – прим. LIVREZON] вел практические занятия со слушателями, применяя очень своеобразные методы, что­бы научить их искусству ораторской речи — тому искусству в котором он сам в свое время был недосягаемым мастером. Он учил их судебному красноречию, инсценируя суд. Войдя в ту аудиторию, где происходили занятия, я в первую мину­ту подумал, что нахожусь в настоящем суде. На главном ме­сте сидел председатель судебной палаты — щуплый юноша лет девятнадцати. Прокурором была девица — с круглым, мягким, добродушным лицом....

После того, как мы разобрались с классической теорией, Уилер сказал мне: — Фейнман, вы человек молодой, проведите-ка на эту тему семинар. Вам необходим опыт публичных выступлений. А я пока займусь квантовой теорией и после тоже проведу семинар.  Выступить с докладом мне предстояло впервые, и Уилер договорился с Юджином Вигнером о том, чтобы мое выступление включили в график семинаров. За день или два до выступления я столкнулся в вестибюле с Вигнером. — Фейнман, — сказал он, — п...

А мне пришлось уехать в Киев, и я поступил в политехнический институт. Поступил, хотя был тогда 29-й год, поступить было трудно, но я был приравнен, как говорится, к рабочему классу, потому что считали, раз отец — земский врач, да еще из братской республики, значит, все! И меня приняли. Приняли меня на электротехнический факультет, потому что так определили мы.Александр Ахиезер (1911 – 2000) Я очень увлекся электротехникой. И я до сих пор всегда, когда думаю о том, что люди додумались до трехфазного тока или до асинхронного мотора, то у меня как-то душа р...