Почему даже самые выдающиеся педагогические идеи могут быть забыты спустя десятилетия? Почему успешные методики не всегда получают широкое распространение? Как убедиться, что ваш труд продолжат будущие поколения? Ответы на эти вопросы можно найти, изучив опыт Марии Монтессори — педагога, который не только разработал уникальную систему воспитания, но и создал механизм её сохранения и развития по всему миру. Эти вопросы особенно актуальны для женщин-новаторов, которые разрабатывают авторские методики, но сталкиваются с трудностями в их продвижении и институ...

В ателье, куда Жанна попала без всякой подготовки, она оказалась среди женщин среднего класса, стоявших намного выше на социальной лестнице по сравнению с крестьянками, служанками и горничными. Кто работал в сфере моды, получали специальность, были благовоспитанны, умели хорошо одеваться и обращаться с изящными вещами. Но братья Гонкуры в поисках мрачной правды жизни как-то разговорились с модисткой во время поездки на машине, почувствовали горечь в ее голосе, когда она начала говорить о «руках, которые шьют», сравнивая их с «руками, которые прикасаются к навозу»: «Ах! Эти руки – руки швеи, – ...

Настоящую, надежную союзницу в борьбе со скукой Екатерина встретила в книге. Но она не сразу нашла свою литературу.  В Германии и в первое время по приезде в Россию она не обнаруживала особой охоты к чтению. Незадолго до свадьбы один образованный и уважаемый ею иностранец, опасаясь тлетворного влияния русского двора на ее ум, посоветовал ей читать серьезные книги, между прочим, «Жизнь Цицерона» и Монтескье о причинах величия и упадка Римской республики. С большим трудом <она> достала эти книги в Петербурге, но прочла две страницы о Цицероне, потом приняла...

Отдадим должное Николаю Гумилеву: ни влюбленность в смертельно больную кузину, ни отвращение к «женским истерикам», ни ревность к поклонникам жены, которых становилось все больше и больше, не помешали ему заметить, что написанные Анной за время его отсутствия стихи решительно не похожи на ее прежние девичьи экзерсисы. Николай Степанович был не первым, кто понял, что Анна Гумилева, которую чуть было не записали в обыкновенные барышни, – поэт. То же самое сказал ей Георгий Чулков, когда, опоздав на царскосельский паровичок, они пили кофе в привокзальном буф...

Но когда, усевшись за стол в своей монашеской рясе, среди ночной тишины, он [Бальзак] оказывался перед белым листом бумаги, на который падал свет от семисвечника, направляемый зеленым абажуром, и брал в руки перо, он забывал обо всем на свете, и тут начиналась борьба, более страшная, чем борьба Иакова с ангелом, борьба между идеей и формой ее выражения. Из этих еженощных сражений он к утру выходил измученным, но победившим, и, хотя очаг угасал и воздух в комнате становился прохладным, голова его дымилась, а от тела поднимался едва заметный глазу пар, как от лошадиного крупа в зимнюю пору. Иног...

Долго-долго сидела в раздумье, сложив руки на рас­крытой книге. Потом достала из ящика письменного сто­ла тетрадку со своими стихами, внимательно перечитала каждую страничку. Закончив, старательно разорвала тет­радку на две части, затем каждую часть пополам. Дела­ла это медленно, словно чужими руками. Лишь губы слег­ка вздрагивали, предвещая то ли рыдания, то ли смех...  Три года Леся ничего не писала — с головой ушла в самообразование. Училась, не делая скидок на болезнь, и дома и в пути. Не расставалась с книгами и в больнице. Куда бы ни приехала на леч...

Я проводила долгие дни и ночи в поисках танца, кото­рый мог бы стать божественным отражением человеческо­го духа посредством движений тела. Часами я стояла не­подвижно, скрестив руки на груди, прикрыв солнечное сплетение. Мою мать часто охватывала тревога, когда она видела, что я подолгу стою неподвижно, словно в трансе, но я искала и, наконец, нашла главную пружину всякого движения, источник движущей силы, единство, из которо­го рождаются все разнообразные движения, зеркало, отра­жающее создание танца, — из этого открытия родилась те­ория, на которой я основала свою школу. […]

При первом своем появлении в Стокгольме Ковалевская сделалась «яблоком раздора» двух партий: прогрессивной и консервативной. Она приехала в Стокгольм, как нам известно, по приглашению Миттаг‑Леффлера, одного из самых влиятельных вожаков прогрессивной партии. Ее встретили горячие поклонники и враги. Вскоре же по приезде она начала брать уроки шведского языка, и первые недели ничего другого не делала, как только с утра до вечера упражнялась в шведском языке. Миттаг‑Леффлер собирался устроить вечер, чтобы познакомить Ковалевскую с другими стокгольмскими учеными. Она просила его подождать недельки...

Берг по-прежнему мало спит. Он никак не может привыкнуть к странному распорядку дня. Большие начальники являются на службу к часу дня, уезжают обедать и отдыхать в шесть-семь часов, то есть днем работают всего пять-шесть часов. Потом они возвращаются к одиннадцати вечера и работают до четырех-пяти утра. Рабочий день изнурительный — двенадцать часов, да и распределен он очень неровно. Берг хочет привыкнуть к такому распорядку, но ему это не удается. Встает он по-прежнему очень рано и работает до двух ночи. Семнадцать-восемнадцать часов — таков его рабочий ...

[Оценка моих умственных способностей ]. — Итак, я перечис­лил все изданные мною книги, и поскольку они были вехами моей жизни, мне мало что еще остается сказать. Я не усматриваю какого-либо изменения в складе моего ума за по­следние тридцать лет, за исключением одного пункта, о котором я сейчас упомяну; да и вряд ли, конечно, можно было ожидать какого-нибудь изменения, разве только — общего снижения сил. Но отец мой дожил до восьмидесяти трех лет, сохранив ту же живость ума, какая всегда была свойственна ему, и все свои способности нисколько не потускневшими; и я надеюсь, что умру до того, как...

Непривычному человеку показалось бы, что Бэкон (Фрэнсис Бэкон, художник) живет в хаосе. Во всех его студиях царил страшный беспорядок, он ухитрялся обляпать красками стены, мебель была сломана, пол завален книгами, кисточками, бумагами, каким-то мусором.  Художник уверял, что опрятность подавляет его творчество. Однако в перерывах между порывами творчества Бэкон жил в роскоши и даже излишестве, по несколько раз в день сытно ел, пил невероятное количество алкоголя, принимал все мыслимые стимуляторы подряд и вообще гулял больше и засиживался по ночам дольше...

Я приехал в городской суд. Его председатель, Аманжол Есенжанович Есенжанов практически сразу, после недолгой беседы, повез меня к министру юстиции Казахской ССР Далда Досполовичу Досполову. У него в это время находился заведующий государственно-правовым отделом горкома партии Каирбек Шошанович Сулейменов. С ним разговор был гораздо более продолжительный, маститые юристы меня хорошо «прощупали». И сказали, что дают «добро» на избрание Ж. Елюбаева судьей Алма-Атинского городского суда. Вот так, собственно говоря, в кабинете министра юстиции и определилась моя дальнейшая судьба. После этого прием...