§2. Переходя к рассмотрению тех случаев, в которых умозаключения имеют надлежащую силу и значение, мы укажем сначала несколько таких, в которых имеется лишь видимость умозаключений, а не настоящие умозаключения; их надо отметить, главным образом, для того чтобы не смешивать их с собственно так называемыми, или истинными умозаключениями.
В них тоже, по-видимому, одно предложение выводится из другого; но при анализе второе оказывается просто повторением того же самого или части того же самого утверждения, какое заключалось в первом. Сюда относятся все те случаи, которые приводятся в учебниках логики в качестве примеров равнозначных, или равносильных предложений. Так, если мы обосновываем то, что «ни один человек не лишен разума», тем, что «всякий человек разумен» или выводим, что «все люди смертны», из того, что ни один человек не может избегнуть смерти», — то, очевидно, что мы здесь не доказываем предложений, а просто прибегаем к другому словесному обороту, быть может, более (или, напротив, менее) доступному для слушателя или же лучше приспособленному для того, чтобы внушать настоящее доказательство; но само по себе это изменение не содержит и тени доказательства.
В других случаях мы из одного общего предложения выводим другое, отличающееся от первого только своим частным характером: например, «Все А суть В; следовательно, некоторые А суть В», или «ни одно А не есть В; следовательно, некоторые А не суть В». Это также не вывод одного предложения из другого, а просто повторение того же самого, что содержалось и в первом, с тем только различием, что мы повторяем здесь не все предшествующее утверждение, а только одну, неопределенную часть его.
В третьего рода случаях первое предложение утверждает относительно какого-нибудь подлежащего то или другое сказуемое, а второе утверждает относительно того же самого подлежащего что-либо такое, что со-означалось уже первым сказуемым; например, «Сократ есть человек; следовательно, Сократ есть живое существо». Здесь все, что со-означается термином «живое существо», мы уже утверждали относительно Сократа, когда мы говорили, что он - человек, в случае отрицательных предложений их надо поставить в обратном порядке: «Сократ не еcть живое существо; следовательно, он не человек; так как, если мы отрицаем термин меньший по содержанию, то мы отрицаем этим и все те большие по содержанию, в которые этот меньший входит. Таким образом, это — не настоящие умозаключения. Между тем те ходячие примеры, которыми иллюстрируют в учебниках логики правила силлогизма, часто относятся именно к такого рода неподходящим случаям; это - формальные умозаключения, приводящие к таким предложениям, с которыми немедленно и сознательно соглашается всякий, кто поймет значение терминов тех предложений, из которых делается вывод.
Наиболее сложный случай такого рода кажущихся умозаключений представляет собой так называемое обращение» предложений. Оно состоит в том, что сказуемое делают подлежащим предложения, а подлежащее – сказуемым; тогда получается из тех же терминов новое предложение, которое должно быть истинным, если было истинно первое.
Таким образом, из частно-утвердительного предложения «некоторые А суть B» мы можем вывести, что и «некоторые В суть A»; из общеотрицательного «ни одно А не есть В» - «ни одно В не есть А», Однако из общеутвердительного предложения «все А суть В» нельзя заключать, что «все В суть A»; хотя «всякая вода есть жидкость», но отсюда не следует, чтобы «всякая жидкость была водой»: отсюда следует только, что некоторые жидкости, или часть жидкостей, составляет вода. Таким образом, предложение «все А суть В» мы вправе обратить в предложение «некоторые В суть A». Этот процесс обращения общего предложения в частное называется «обращением через ограничение» (сonversio per accidens). Из предложения «некоторые А не суть B» мы не можем вывести даже и того, что «некоторые В не суть A»; хотя «некоторые люди не суть англичане», однако, отсюда не следует, что «некоторые англичане — не люди». Обычно признают один только способ обращения частно-отрицательного предложения: «некоторые А не суть В»; следовательно, нечто, что не есть В, есть A; это называется «обращением через противоположение» (concersio реr соntrаpоsіtіоnem). Однако в этом случае сказуемое и подлежащее не только поставлены одно на место другого, но одно из них, кроме того, изменено. Терминами нового предложения являются уже не А и В, но «вещь, которая не есть B и А». Первоначальное предложение «некоторые А не суть В» превращается здесь сначала в равнозначное ему предложение «некоторые А суть вещь, которая не есть В». Таким образом, предложение становится уже не частно-отрицательным, а частно-утвердительным и допускает обращение по первому способу – через так называемое простое обращение (conversio simplex).
Во всех этих случаях на самом деле не происходит никакого умозаключения; здесь в заключении нет никакой новой истины - ничего, кроме того, что утверждалось уже и в посылках и что очевидно всякому, кто понимает эти посылки. В заключении утверждается или тот самый факт, или часть того факта, который утверждался и в первоначальном предложении. Это вытекает из нашего прежнего анализа предложения. Действительно, что мы говорим, когда утверждаем, например, что некоторые законные государи суть тираны? Мы хотим сказать, что признаки, соозначаемые термином «законные государи», и признаки, соозначаемые термином «тираны», сосуществуют иногда в одном и том же индивидууме. Это как раз мы разумеем и в том случае, когда говорим, что «некоторые тираны суть законные государи». Таким образом, что последнее предложение вовсе не будет новым, выведенным из первого, — точно так же, как английский перевод «Элементов» Евклида не есть какое-либо другое собрание теорем и следствий, отличное от греческого оригинала этого произведения. Когда мы утверждаем, что ни один великий полководец не есть опрометчивый человек, мы разумеем, что признаки, cooзнaчaсмыс термином «великий полководец, и признаки, соозначаемые термином «опрометчивый», никогда не сосуществуют в одной и той же личности. Таково же как раз и содержание предложения «ни один опрометчивый человек не есть великий полководец». Говоря, что «все четвероногие животные теплокровны», мы утверждаем не только то, что признаки, соозначаемые терминами «четвероногое животное» и «обладание теплой кровью», иногда сосуществуют друг с другом, но также и то, что первые никогда не существуют без последних. Предложение некоторые теплокровные животные суть четвероногие выражает первую из этих мыслей (и не выражает второй); поэтому оно уже содержалось в прежнем предложении: «все четвероногие животные теплокровны. Но что «все теплокровные твари суть четвероногие животные» - другими словами, что признаки, соозначаемые термином «теплокровные твари», никогда не существуют без признаков, соозначаемых термином «четвероногие животные», — это не утверждалось в первом предложении, а потому и не может быть из него выведено, и для того чтобы в обратной форме можно было выразить все содержание первого предложения: «все четвероногие животные теплокровны», мы должны обратить его через противоположение в «ничто, что не обладает теплой кровью, не есть четвероногое животное». Это предложение в точности равнозначно тому, из которого оно выведено: каждое из них может быть поставлено на место другого. Действительно, сказать, что, когда имеются налицо признаки четвероногого животного, имеются и при знаки теплокровной твари, все равно, что сказать, что, когда нет налицо последних, отсутствуют и первые.