«Горе от ума» замыкает первый период литературной деятельности Грибоедова. В дальнейшем для него наступает пора напряженных творческих исканий, поисков новых, неисхоженных путей. Блистательный успех комедии, казалось бы, должен был предопределить направление дальнейшего творческого пути Грибоедова как писателя-комедиографа. Современники и ждали от него новых комедий, но сам он мечтал о другом. На расспросы и пожелания друзей и знакомых он отвечал: «Комедии больше не напишу...»
В «Горе от ума» памфлетно-сатирическая тема, разработанная в форме комедии нравов, оказалась, с точки зрения Грибоедова, исчерпанной, и дальнейшие вариации ее были бы для него только повторением сказанного.
И действительно, среди многочисленных новых замыслов и начинаний Грибоедова нет ни одного, относящегося к комедийному жанру. Характерно, что уже в 1824 году, завершая обработку «Горя от ума», Грибоедов отзывался о своем шедевре как о «мелочной задаче, вовсе несообразной с ненасытностью души, с пламенной страстью к новым вымыслам, к новым познаниям... к людям и делам необыкновенным», — и тут же признавался, что гораздо охотнее написал бы трагедию.
Настойчивыми попытками осуществить свои творческие замыслы в жанре стихотворной трагедии и были ознаменованы последние четыре года жизни Грибоедова. Сам он назвал свои замыслы «беспредельными». В обращении его именно к трагедийному жанру была своя закономерность. Суть дела заключается в том, что творческая мысль зрелого Грибоедова была устремлена на постановку и решение таких идейно-художественных проблем, для которых жанр комедии оказывался непригодным.
Социальная тема, владевшая сознанием Грибоедова, с годами все более расширялась и углублялась в своем содержании, настоятельно требуя новых средств художественного выражения. В «Горе от ума» Грибоедов вместил широкую социальную тему в рамки сатирической комедии, для чего ему пришлось разрушить ее жанровый и стилевой канон. Однако примененная им комедийная форма, при всей своей неканоничности, все же, естественно, не позволила ему в полной мере решить в духе прогрессивных, декабристских идей выдвинутую самой жизнью задачу создания высокого героического характера.
В «Горе от ума» социальная критика была сосредоточена на быте и нравах реакционного дворянского общества. Чацкий, обличая это общество, правда, ссылается на ум и энергию народа, но сам по себе «умный» и «бодрый» народ в комедии не служил предметом непосредственного изображения. В дальнейшем тема народа, его жизнь в прошлом, его настоящее положение и его будущая судьба, равно как и вопрос о роли народных масс в историческом процессе, явно выдвигаются на первый план и в сознании и в творчестве Грибоедова. Его интересуют судьбы народов и государств, социальная героика, самодеятельная сила народа и в связи с этим решение собственно художественных задач изображения народной жизни, народных движений и характеров.
К сожалению, мы располагаем лишь обрывками некоторых (очевидно, далеко не всех) задуманных или частично, а в некоторых случаях, может быть, и полностью написанных Грибоедовым произведений. По этим обрывкам трудно, а подчас и невозможно, с достаточной точностью и полнотой раскрыть содержание того или иного замысла, но они, безусловно, позволяют составить общее представление о существе и направлении творческих поисков писателя.
Интерес зрелого Грибоедова был сосредоточен по преимуществу на темах широких народных движений, на проявлениях героизма народной массы. Его больше всего привлекали в прошлом героика национально-освободительной борьбы и образы таких людей, которые могли бы служить впечатляющими примерами гражданской доблести и душевного величия.
Так, Грибоедова заинтересовала судьба Ломоносова — самородного гения, вышедшего из самых глубин народной России и воплотившего в себе — в своем могучем характере, в своей титанической деятельности — неисчерпаемые творческие силы русского народа. Судя по уцелевшему фрагменту двухактного драматического пролога «Юность вещего» и по тому, что мы узнаем дополнительно из рассказа С. Н. Бегичева, в основе этого произведения (написанного, очевидно, в конце 1824 года) должна была лежать тема поисков «желанной доли» безвестным и непризнанным «ревнителем славы», обреченным идти в жизни «путем вражды, препятствий и скорбей».
Значительный интерес должна была представить задуманная Грибоедовым стиховая драма из эпохи русско-половецких войн. По всей видимости, она должна была быть основана на летописных источниках. В дошедшем до нас небольшом отрывке этой драмы («Серчак и Итляр») героическая тема звучит с достаточной силой. Общему героическому тону отрывка соответствует стилистический его облик, свидетельствующий о творческом интересе Грибоедова к «Слову о полку Игореве», которое в его время рассматривалось прогрессивными писателями как самый выдающийся памятник национальной героической поэзии. Также и само содержание этого отрывка (воспоминания стариков о былой славе и надежды их на мужество сынов) отчасти навеяно «Словом».
Как свидетельство обостренного интереса Грибоедова к проявлениям народного героизма весьма знаменательны дошедшие до нас известия о других его замыслах, от которых не сохранилось никаких творческих материалов. Так, из воспоминаний А. Н. Муравьева известно, что в 1825 году Грибоедов разработал план исторической трагедии «Федор Рязанский» (Муравьев называет этот замысел «исполинским»), а также задумал другую трагедию—о киевском князе Владимире. По-видимому, с первым из этих замыслов связаны заметки Грибоедова («Desiderata»), касающиеся истории Рязанского княжества и восходящие к летописным источникам. Возникает вопрос, почему именно история Рязанского княжества заинтересовала Грибоедова? Нужно думать, внимание Грибоедова в данном случае привлекли чрезвычайно драматические события, происходившее в Рязани в 1237 году, во время первого татарского нашествия на Русь. Рязанцы первые приняли удар орд Батыя и защищались мужественно; город был сожжен, жители истреблены.
Наиболее значительным из всех творческих замыслов зрелого Грибоедова, безусловно, является задуманная в чрезвычайно широких масштабах и, по-видимому, частично осуществленная им (вероятнее всего в 1824 — 1825 годах) героическая народная драма об Отечественной войне 1812 года. Уцелевшие план и единственный Небольшой фрагмент этой драмы имеют выдающееся историко-литературное значение. Замысел этот замечателен и по идейной глубине темы и по смелости ее художественного решения.
В высокой степени знаменательна сама установка Грибоедова на современность. Он не уходит на сей раз в глубь веков, а останавливается на событии, еще сохраняющем весь жар и всю остроту своего значения для свидетелей и участников эпической борьбы русского народа с Наполеоном. Судя по плану драмы, Грибоедов хотел раскрыть в ней национальный, народный и освободительный характер Отечественной войны, хотел показать, какую громадную роль сыграла она в деле подъема и развития национального — патриотического и гражданского — самосознания русского народа. Грибоедов всячески подчеркивает, говоря его словами, «народные черты» войны, а главным героем драмы избирает крепостного крестьянина, участника народного партизанского движения.
Самое важное в «1812 годе» — это ясно выраженная мысль о самодеятельной творческой силе русского народа— «юного» и «первообразного», — которая сможет Полностью проявиться в случае, если народ обретет свободу, получит возможность свободно развивать свою энергию. Мысль эта сформулирована в плане драмы с полной отчетливостью: «Сам себе преданный, — что бы он мог произвести?» (преданный — в смысле: предоставленный).
В такой постановке вопроса о положении народа и о его потенциальных творческих силах и возможностях явственно слышится радищевская нота. Мало того, что героя для своей драмы Грибоедов, по следам Радищева, взял из самой гущи народной массы. Он еще хотел по-радищевски показать и душевное величие и благородство этого «заурядного» героя, его моральное превосходство над представителями господствующего класса. Грибоедовский замысел сводится именно к тому, что истинный героизм в минуту величайшего исторического испытания показал простой народ, что не царь и не дворяне, а народ спас Россию в 1812 году.
Этот общий смысл вытекает из намеченного Грибоедовым сюжета. Драма должна была начинаться сценой на Красной площади, с участием народной массы, с резко подчеркнутыми «народными чертами» происходящего. Герой драмы — крепостной М. — здесь уже действует, и в этом действии возникает «очертание его характера». Дальнейшее развитие сюжета ведет к полному раскрытию характера героя. Пламенный патриот,, он остается в Москве при вступлении в нее французов и наблюдает сцены «зверского распутства, святотатства и всех пороков» неприятеля. Затем он бежит из Москвы и сражается с врагами во «всеобщем ополчении без дворян», то есть в народных партизанских отрядах.
Дальнейшая трагическая судьба грибоедовского героя окончательно раскрывает идейный смысл драмы. Герой — крестьянин, совершивший отважные патриотические подвиги, сам почувствовавший себя спасителем родины, вынужден снова вернуться в прежнее положение бесправного раба. Он попадает в Вильну, где дворянство шумно и весело пожинает плоды победы, добытой руками народа и оплаченной его кровью: «Отличия, искательства, вся поэзия великих подвигов исчезает». А герой в это время «в пренебрежении у начальников» и «отпускается во-свояси с отеческими наставлениями к покорности и послушанию». В деревне его ждут «прежние мерзости»; он возвращается «под палку господина, который хочет ему сбрить бороду». Проснувшееся в нем под влиянием и в атмосфере великих исторических событий чувство гражданского и личного достоинства глубочайшим образом оскорблено. Не вытерпев издевательств своего жестокого барина, он в отчаянии кончает самоубийством.
В дошедшем до нас тексте плана драмы сказано: «Отчаяние …………… самоубийство». Можно не сомневаться, что пятнадцать точек означают пропуск какого-то текста, звучавшего в то время, когда этот план публиковался (в 1859 году), недопустимо с точки зрения цензуры. Легко предположить, что между «отчаяньем» и «самоубийством» крепостного, по замыслу Грибоедова, предполагался какой-то решительный поступок этого крепостного, — может быть, убийство им своего барина. Если бы это было так, драма Грибоедова зазвучала бы совершенно по-радищевски. Но и без того намеченный Грибоедовым сюжет по своему внутреннему смыслу соотносится с тем, что писал Радищев на тему о плачевной судьбе крепостного интеллигента в главе «Городня» своего «Путешествия».