Человек на пути к новой картине мира
Представления человека о мире быстро эволюционируют в ходе ускоряющейся социальной эволюции. Картина мира, с которой человек входит в XXI в., резко отличается от той, с которой он входил в XX в. Фрагменты новой картины мира, какой она представляется автору этих строк, разбросаны по тексту настоящей книги. Соберем их воедино.
1. Мы живем в эволюционирующем мире. Более того, мы живем в быстро эволюционирующем мире. Если во времена Тацита и Плиния Младшего (I-II вв. н. э.) было нормой ругать «любителей новизны» и если до недавнего времени можно было довольствоваться разговорами о конфликте отцов и детей, то в наши дни социальная эволюция становится фактом повседневной действительности, который каждому из нас приходится принимать во внимание во все возрастающей степени на протяжении жизни. На человека в течение жизни падают все большие эволюционные нагрузки, наше мышление вынужденно становиться все более быстрым и лабильным, на протяжении жизни индивиду приходится приспосабливаться к все новым реалиям с переменой профессии и привычек. Эволюция становится мерой вещей.
Еще вчера мы знать не знали о мобильных телефонах, персональных компьютерах и Internet’e. И это только малая часть технических новшеств, преобразовавших всю нашу жизнь. Не меньшие изменения произошли за вторую половину XX в. в политэкономической и нравственной сферах. Кейнсианская экономика принесла принципиальное разрешение «непримиримого» противоречия между работодателем и работником, которое раздирало человечество на протяжении тысячелетий социальными конфликтами и которое добавило сегодня к прежним формам его проявления антиглобализм и международный терроризм. Напомню также о феномене политкорректности, неожиданно ворвавшемся в жизнь после и, как я полагаю, в результате перехода стран «золотого миллиарда» к кейнсианской экономике. И т.д. и т.п.
Все более заметное ускорение социальной эволюции изменяет всю систему взаимоотношений индивида и социума с миром. Становятся все более ответственными новационные шаги «профессоров» и контрмеры консерваторов, в борьбе которых устанавливается оптимальный на текущий момент времени темп изменений. Человечеству приходится принимать все более масштабные, все более быстрые и все более ответственные решения, связанные с близящимся исчерпанием традиционных энергоресурсов планеты, грозящим гибелью тепловым загрязнением среды и т. д. и т. п. И это только начало, дальнейший ход эволюционных событий потребует от человечества еще больше еще более радикальных решений. В сценариях обозримого будущего человечества записаны переход к новой (тепловой) энергетике с управляемым климатом, выход части человечества в Космос и т.д.
Нам всем приходится мыслить во все сокращающихся временных масштабах. Применительно к России, например, часто приходится слышать, что реформы невозможны без нормализации менталитета россиян, деформированного 70-летним господством коммунистов, и что Моисей водил евреев по пустыне 40 лет и нам велел. Говорят, что россияне придут в себя лет за 100, после чего и можно будет взяться за реформы. К сожалению, у нас нет ни 100, ни даже 50 лет. Темпы социальной эволюции стали настолько быстрыми, что все решится гораздо раньше. Полагаю, лет за 10-15, что определяется плачевным состоянием гигантских российских инфраструктур, которых надолго не хватит без гигантских же инвестиций в них, на что некейнсианская экономика в принципе не способна. Или Россия вырулит на кейнсианские реформы за 10-15 лет, или погибнет как государство, развалившись на части, подобно тому как уже развалился СССР.
2. Мы живем во фрактальном мире, эволюция которого также фрактальна. Это проявляется прежде всего в том, что развитие всего сущего происходит через точки ветвления мутовками, причем наперед неизвестно, какая ветвь данной мутовки окажется победительницей в эволюционном состязании. Практически это означает, что мир устроен поливариантно; никогда не бывает так, чтобы одно суждение, один вариант были истинными, а все другие — ошибочными.
Фрактальность эволюции делает будущее непредсказуемым, и не сегодня, а в принципе. Во-первых, наука не знает законов (необратимого) образования фрактальных структур и их развития. Все, что она может — это строить фрактал «в компьютере», численно решая шаг за шагом данное синергетическое уравнение, однако нет подходов, которые бы позволяли определить, какие синергетические уравнения действуют в данной реальной системе, как они связаны с действующими в ней взаимодействиями и как эти уравнения видоизменяются вместе с взаимодействиями в ходе саморазвития/эволюции системы. Это неизвестно для относительно простых пространственных фракталов, определяющих неорганическую эволюцию, и тем более неизвестно для еще более сложных непространственных фракталов, играющих определяющую роль в органической и социальной эволюции. Во-вторых, нет возможности предсказать ни количество рождающихся ветвей эволюционной мутовки, ни их относительную успешность (прогрессивность), поскольку на выбор фрактальной системой того или иного варианта развития в точке ветвления может повлиять самая ничтожная причина (феномен «бабочки Рея Брэдбери»), Прогнозу в принципе поддается только развитие эволюционных ветвей между точками ветвления. Если речь идет о социальной эволюции, то можно, например, прогнозировать развитие данной страны между «революциями». Любой прогноз должен быть, поэтому, поливариантным, предусматривая несколько сценариев развития событий.
Фрактальность эволюции делает наше будущее зыбким. Находясь на одной из ветвей эволюционной мутовки, мы — тот или иной индивид, данный социум, земная биосфера и т. д. — можем не преуспеть, а то и вовсе погибнуть, однако это не означает, что мы жили зря. Если человеку удастся выйти в Космос, то наш вклад в жизнь в нашей Метагалактике будет реальным, если не удастся, то вклад земной жизни будет «статистическим», каким является, например, вклад миллионов сперматозоидов, участвующих в гонке за оплодотворение яйцеклетки: нужны все, дабы победил один. Чтобы, скажем, 10% планетарных биосфер выплеснулись в Космос, должны возникнуть все 100 % биосфер, включая и те, что затем погибнут. И т. д. Все смертно и все имеет эволюционный смысл, однако все существенно сложнее, чем это полагалось прежними картинами мира.
Оценивая эволюционную успешность или неуспешность данного индивида или данного социума (а именно ею определяется его жизненная успешность или неуспешность, ибо, повторяю, эволюция — это мера вещей), следует учитывать всю эволюционную мутовку, в которую они входят. Для эволюции необходимы не только те, чья эволюционная ветвь оказалась потом победительницей, но и те, чья ветвь проиграла. Проигравшие индивиды и социумы не жили зря. Если бы не было побежденных ветвей, то не было бы и ветвей-победительниц. Успешные бизнес-предприятия могут функционировать только на фоне неуспешных, ученые, которым повезло выйти на открытия, — на фоне «средних». Без коммунистической (номенклатурной) и фашистской ветвей не состоялась бы кейнсианская ветвь мутовки социально ориентированных политэкономических систем. России выпало в XX-XXI вв. разрабатывать тупиковую номенклатурную ветвь — сначала коммунистическую, затем — посткоммунистическую («рыночную»), в чем и видится ее — России — историческая миссия. Если бы Россия не взяла на себя эту черновую работу, человечество не вырулило бы на магистральную кейнсианскую ветвь.
Фрактальность наблюдаемого мира и эволюции предъявляет к людям особые требования, которыми мы в нашей массе пока пренебрегаем. Мы (люди) по-прежнему обычно считаем, что в любом вопросе и любой проблеме существует одно истинное решение, до последнего отстаивая истину в борьбе с теми, кто думает иначе, и проводя его (решение) в жизнь, вместо того чтобы реализовывать параллельно несколько (мутовку) решений.
В науке соответственно господствует установка на недопустимость ошибки; «ошибочные» статьи не допускаются к публикации, научные премии выдаются только по прошествии многих лет после совершения открытия, дабы возможно более надежно убедиться в его истинности. Между тем развитие науки также происходит фрактально, т. е. через мутовки парадигм. Т. Кун не совсем точно говорит о смене парадигм, тогда как если бы парадигмы просто сменяли друг друга, то развитие науки оставалось бы линейным (нефрактальным). Реально же парадигмы развиваются какое-то время параллельно как ветви эволюционной мутовки. Со временем одни парадигмы отмирают, а другие ветвятся, так что весь этот процесс может быть описан как каскад точек ветвления парадигм. Вся наука соткана из ошибок, и потому борьба с ошибками, когда она выходит за рамки чисто научной полемики в плоскость практических решений, наносит науке гигантский урон.
Фрактальность науки требует нового отношения к ученым и научным идеям. Система публикаций и наград также должна иметь фрактальный характер, с тем чтобы публиковались и награждались не только идеи и теории, представляющиеся кому-то истинными, а мутовки идей и теорий. И ничего, что впоследствии та или иная идея или теория отпадет как ошибочная или бесперспективная — без конкуренции с «ошибочными» идеями и теориями «истинные» развиваться не могут. Научные идеи следует ценить не за «истинность», а за креативность (продуктивность), а такими сплошь и рядом бывают идеи, которые впоследствии признаются ошибочными. Ошибки тоже бывают гениальными. Колумб открыл Америку, полагая, что достиг Индии. С. Карно построил теорию тепловой машины, исходя из представлений о теплороде. Ошибочная, как выясняется сегодня, теория естественного отбора способствовала становлению эволюционных представлений, как никакая другая теория. И т. д. и т. п.
Все это тем более верно, что — и с этим также следует смириться — возможности науки научным сообществом XX в. были существенно преувеличены. Преувеличены, прежде всего, в отношении необратимых процессов, которые доминируют в наблюдаемом мире. Их сердцевиной являются процессы превращения друг в друга разных форм взаимодействий (энергии), теории которых сегодня не существует — физика не дала до сих пор ни одного уравнения, которое бы описывало необратимые превращения разных форм энергии. В биологии — аналогичная ситуация, с крушением (эктогенетической) теории естественного отбора мы остались без теории органической эволюции, поскольку автогенетическая концепция, при всей ее справедливости, остается достаточно умозрительной. Теории (необратимой) эволюции по сути дела не существует, а без нее человеку трудно ориентироваться в окружающем его (эволюционирующем) мире. Следует признать, что сегодня зашло в тупик все естествознание, и выходу из него отнюдь не способствуют распространенные сегодня в науке «шапкозакидательские» настроения.
Именно представления о фрактальности наблюдаемого мира, на мой взгляд, должны лечь в основание новой естественнонаучной картины мира, частью которой могут стать, на мой взгляд, представления о не переживавшей Большого взрыва фрактальной Вселенной с нулевой плотностью и пережившей его нашей Метагалактике, которая, возможно, замкнута на протяжении большей части ее объема (является гигантской разреженной «черной дырой»), о чем свидетельствует, на мой взгляд, ее макрооднородность, и которая не так давно стала раскрываться, в пользу чего говорит открытое недавно ускорение космического расширения на расстояниях порядка или более 1 млрд световых лет от Земли.
В целом, фрактальность наблюдаемого мира и его эволюции требует от нас поливариантных (фрактальных) суждений, оценок и решений, повышенной толерантности в отношении инакомыслия и осознания более чем скромных возможностей науки. Чрезмерная (неоправданная) самоуверенность грозит человечеству гибелью.
3. Поскольку негауссовые распределения генерируются фракталами, а мир фрактален, постольку мы живем в негауссовом мире, что особенно справедливо в отношении социальной сферы. Жизненная неуспешность большинства из нас предопределена мутовочным характером социальной эволюции, однако доля обманутых жизнью особенно велика из-за негауссовой природы социального мира: если бы он был гауссов, разочарованных было бы гораздо меньше. Разочарование жизнью — главный источник ее трагичности наряду с нашей сознаваемой нами (в отличие от других животных) смертностью. Дети так милы нам еще и потому, что их будущее неопределенно, они ждут от жизни всего, однако добиваются успеха лишь очень немногие, подавляющее же большинство оказываются обманутыми в ожиданиях.
Негауссовостью социального мира в сочетании с фрактальностью (мутовочностью) его эволюции предопределена и жизненная неуспешность большинства социумов, стран и регионов, что тем более делает жизнь трагичной.
Негауссовость социальных явлений требует от нас негауссового мышления, тогда как продолжают господствовать гауссовые стереотипы. Всем нам кажется, например, что средний доход делит людей пополам — 50 % имеют зарплату выше средней, а 50% — ниже. Когда речь идет о многих других распределениях — по весу, росту и т. д., — то так оно и есть, поскольку эти распределения — гауссовые. Однако негауссовые распределения, включая распределение по доходам, очень неоднородны. 10% ученых пишут около 90% всех публикаций, основная часть доходов падает на небольшую часть населения т. д. И потому, скажем, 70 или 90 % населения (в разных странах по-разному) имеет доход ниже среднего по стране. Осознание этого и подобных фактов, уверен, приведет к другому уровню взаимоотношений между населением (электоратом) и политиками.
При обработке негауссовых социальных (и не только) статистических данных нас ожидает переход от гауссовой математической статистики к более общей негауссовой. Скажем, в качестве средних доходов и/или средних зарплат официальная статистика приводит арифметические средние (математические ожидания). Эти величины хороши в бухгалтерских расчетах — умножив среднюю зарплату на число работников, получаем общий расход на зарплату. О благосостоянии же граждан эта величина ничего не говорит, здесь удобнее медиана (медианное среднее). Это именно тот доход, который делит людей пополам — половина имеет больше медианного дохода, половина — меньше. Переход от гауссовой статистики к негауссовой и предполагает, в частности, замену арифметического среднего медианным. Это сделать нетрудно, однако весь аппарат негауссовой математической статистики достаточно сложен и пока еще не разработан, на что автор этих строк вот уже четверть века тщетно пытается обратить внимание профессиональных математиков.
4. Мы начинаем жить в кейнсианском мире. До XX в. определяющим в социальных отношениях было противоречие между работодателем (хозяином, капиталистом, бизнесменом) и работником, которое считалось неразрешимым и которое порождало неисчислимые социальные конфликты. XX в. неожиданно (что подтверждает тезис о непредсказуемости эволюции) принес разрешение этого противоречия, которое, как оказалось, действует только на уровне микроэкономики, рассматривающей отдельно взятое предприятие, и исчезает на уровне макроэкономики, анализирующей всю совокупность предприятий. Платить своим работникам поменьше, чтобы больше оставлять себе, выгодно лишь отдельно взятому работодателю, для всей же их популяции это убыточно, поскольку, образуя основную массу населения, работники, если они бедны, создают низкий потребительский спрос, что, не позволяя экономике развиваться, снижает прибыли работодателей. Высокая заработная плата работников, таким образом, — это локомотив экономики; создавая высокий потребительский спрос, она выгодна не только работникам, но и работодателям.
Сами предприниматели не в состоянии перейти с микро- на макроуровень (пионеры, решившиеся первыми поднять зарплату своим работникам, разорятся, так что это должно происходить сразу со всей популяцией предпринимателей), поэтому задачу увеличения зарплаты работников (в процентах от стоимости продукции) и берет на себя государство, занимающееся макроэкономическим регулированием рынка. Переход к кейнсианской экономике, начавшийся с «Нового курса» Ф. Д. Рузвельта, был вчерне завершен в развитых странах к концу 1960-х гг. Зарплата наемных работников выросла там до 40-70% от стоимости производимого продукта, что минимизировало нищету (численность среднего класса доходит в этих странах до 70-80% населения), одновременно обеспечив экономике устойчивый рост.
Сегодня мир поделен на две неравные части. Меньшую образует все увеличивающийся пул стран «золотого миллиарда», перешедших к кейнсианской экономике и благодаря этому преуспевающих. Остальные страны продолжают «экономить» на зарплате работника, что держит их экономику на низком уровне. В результате старая проблема чрезмерного расслоения населения проявляется сегодня во взаимоотношениях между богатыми и бедными регионами, между Западом и Востоком, Югом и Севером. Ее решение лежит на том же пути: развитым странам придется осознать, что им пора перестать «обижать» бедные. Средства — аналогичные кейнсианским, но на межгосударственном и межрегиональном уровнях.
Кейнсианская идея изменяет всю систему социальных отношений, требуя от нас «кейнсианского» мышления, основной компонентой которого является понимание того, что пропасть между богатыми и бедными не является бездонной и что при желании и некоторых усилиях она может быть ликвидирована, в чем равно заинтересованы и те, и другие. Нам выгодно, когда наши соседи живут хорошо, говорит кейнсианство, представляющее собой, по сути дела, экономическую реализацию христианской (и не только) идеи любви к ближнему.
Главным экономическим показателем положения дел в данной стране в кейнсианской системе координат является средняя зарплата работников в процентах от стоимости продукции. В СССР эта цифра составляла, по-видимому, 9-13%, в современных США и России — около соответственно 70 и 15%, что говорит об относительно благополучном положении дел в США и чрезвычайно высокой эксплуатации россиян номенклатурой что до, что после разрушения СССР. Об этом постоянно «забывают» российские политики, политологи и прочие комментаторы: жалобы на чрезмерно низкую зарплату основной массы россиян они парируют ссылкой на низкую производительность труда, тогда как производительность труда здесь ни при чем: российским работникам платят в 3-4 раза меньше, чем следует, в пересчете на каждые 100 руб. стоимости продукции. Обращение к этому показателю обнажает грабительскую сущность взятого в России курса на 100-процентную оплату населением коммунальных, медицинских и иных услуг: нас вынуждают платить на полную катушку, тогда как нам платят лишь четверть или треть зарабатываемого нами.
Пустив корни в США, Великобритании и других наиболее развитых странах Запада, кейнсианское мышление (мне выгодно, когда мой сосед живет зажиточно) сегодня понемногу распространяется на весь мир. В России им пока что и не пахнет; у нас по-прежнему во всем винят богатых («олигархов»), а не номенклатуру, тогда как именно она не дает ходу кейнсианской идее, держа основную массу населения в нищете.
5. Новая картина мира, приходящая, на мой взгляд, в XXI в. на смену старой, не является ни всеобъемлющей, ни окончательной, и не только потому, что вынужденно несет на себе отпечаток ограниченных вкусов и пристрастий автора этих строк. Из-за быстрого и все ускоряющегося хода социальной эволюции и вследствие ее фрактальности изменяется природа самой научной картины мира, она становится в восприятии человека все более лабильной и многовариантной. Не в столь отдаленном будущем новая картина мира, как она изложена в предыдущих пунктах, будет сменена еще более новой картиной мира, надо полагать, более жесткой по отношению к человечеству, в которой более существенными могут оказаться энергетические и космические аспекты. Эта «новая в квадрате» картина мира в свою очередь достаточно скоро будет вытеснена следующей, «новой в кубе», и т. д. В более широком же плане следует говорить о мутовках картин мира и эволюционном каскаде их точек ветвления.
ЧТО ТАКОЕ БАЗА ЗНАНИЙ?
Концентрированная книга издательства LIVREZON складывается из сотен и тысяч проанализированных источников литературы и масс-медиа. Авторы скрупулёзно изучают книги, статьи, видео, интервью и делятся полезными материалами, формируя коллективную Базу знаний.
Пример – это фактурная единица информации: небанальное воспроизводимое преобразование, которое используется в исследовании. Увы, найти его непросто. С 2017 года наш Клуб авторов собрал более 80 тысяч примеров. Часть из них мы ежедневно публикуем здесь.
Каждый фрагмент Базы знаний относится к одной или нескольким категориям и обладает точной ссылкой на первоисточник. Продолжите читать материалы по теме или найдите книгу, чтобы изучить её самостоятельно.
📎 База знаний издательства LIVREZON – только полезные материалы.