Давление политики на научные достижения

0
Тихонов Леонид Васильевич11/24/2019

Весной 1887 года отношения между Францией и Германией резко обострились. В апреле немцы схватили на границе и насильно увели на герман­скую территорию французского пограничного чиновника Шнебеле. В воздухе запахло военным конфликтом. Взрыв яростного национализма охватил буквально все круги французского общества. Группа видных музыкаль­ных деятелей из шовинистических соображений стремит­ся не допустить на парижскую сцену оперу немецкого композитора Р. Вагнера «Лоэнгрин». Военная тревога способствовала росту популярности генерала Буланже, прозванного «генерал Реванш». Спекулируя на ультра­патриотических настроениях, генерал рвется к власти. Францию охватила буланжистская лихорадка. В своих публичных выступлениях генерал любит повторять, что в будущей войне наступление — единственный вид бо­евых действий, отвечающий французскому духу. Нарас­тает опасность установления в стране военной диктату­ры. Пик «буланжизма» приходится на январь 1889 года, когда генерал на выборах в парламент одержал победу над выставленным против него республиканским канди­датом.

Не менее ярко выраженные шовинистические настро­ения царили в немецком обществе, охватывая все слои населения. Яд недоверия и подозрительности к предста­вителям других стран, прежде всего к французам, про­ник даже в научные круги Германии. Некоторые колле­ги Вейерштрасса по Берлинскому университету и по Прусской академии наук исподволь выражали свое недо­вольство и раздражение его широкими международными связями и особенно его дружественными отношениями с французскими математиками. Известный шведский астроном Г. Гильден с шутливой иронией обронил как- то замечание о «лиге взаимного восхищения», в которую включил Вейерштрасса, Эрмита, Миттаг-Леффлера, Пуанкаре и Ковалевскую. Его шутка получила хожде­ние в европейских научных кругах, но немецкие ученые порой вкладывали в нее далеко не тот доброжелательный смысл, который имел в виду автор.

Вейерштрасс отчетливо осознает неодобрительное от­ношение к себе со стороны некоторых коллег, и его это весьма тревожит. Осторожность и осмотрительность скво­зят в письмах немецкого математика к Ковалевской. Не раз предостерегает он свою ученицу от необдуман­ных шагов, могущих повлечь действительные и мнимые осложнения. Так, например, узнав о ее намерении по­лучить степень доктора наук в Париже, он предупреж­дает: «Как в Германии, так и в Швеции произошел бы страшный скандал, и даже хорошо к тебе относящиеся люди отвернулись бы от тебя».

Именно со стороны националистически настроенных кругов Германии последовали наиболее активные напад­ки на первую конкурсную тему, предложенную Вейерштрассом. Особенно усердствовал известный немецкий математик Леопольд Кронекер, бывший ученик Дирихле. Весьма неуживчивый и желчный человек, не более по­лутора метров ростом, доставлял порой немалые неприят­ности окружающим своими ядовитыми намеками и рез­кими личными выпадами. Его выступления и критиче­ские замечания в адрес жюри конкурса носили далеко не чисто научный характер. Международный конкурс, несомненно, воспринимался всеми как своеобразный матч-турнир между двумя крупнейшими, противостоя­щими друг другу математическими школами — немец­кой и французской. Не было никаких сомнений, что спор за премию короля Оскара сведется в основном к борьбе между математиками этих стран. Но из четырех предложенных тем по крайней мере по двум немецкие математики не могли рассчитывать на успех. Еще до конкурса Пуанкаре продемонстрировал свое неоспори­мое превосходство в исследованиях, близких к четвертой теме. А его блестящие работы по качественной и анали­тической теории дифференциальных уравнений почти не оставляли надежды любому из его возможных конкурен­тов и по первой теме. Поэтому первая и четвертая темы не устраивают Кронекера и некоторых его коллег. Фран­цузский математик, которого они еще совсем, недавно считали молодым и подающим надежды, незаметно вы­рос в такую грозную силу, завоевал такой международ­ный авторитет, что соперничать с ним в сфере его инте­ресов, которая с каждым годом неуклонно расширяется, считалось почти безнадежным делом.

Попытки возглавляемых Кронекером кругов отвести нежелательные им темы не увенчались успехом. «На «грязной» истории, в которой друг Кронекер сыграл такую нечестную, частью смешную, частью до­стойную презрения роль, я останавливаться не буду», — пишет Вейерштрасс в сентябре 1885 года Ковалевской. Необъективность и пристрастность этих поползновений не вызывают у него сомнений: «То, что указывает Кронекер против № 4, а в новом письме к Миттаг-Леффлеру также и против № 1, совершенно несправедливо и, по существу, компрометирует его». Когда же стали проса­чиваться слухи о намечаемом присуждении премии двум французским ученым, в месяцы, непосредственно пред­шествовавшие объявлению результата, националистиче­ские настроения немецких математиков выразились в открытой и резкой форме.

Вейерштрасс весьма болезненно воспринимал такой оборот событий. В эти дни он писал Миттаг-Леффлеру по поводу решения жюри: «Как оно было воспринято в известных кругах, можете себе представить. А теперь еще и широкая публика узнает, каких математиков ко­роль пригласил в жюри и каких не пригласил. Но я, щадя Вас, не касаюсь той трескотни, что поднимается». Патриарх немецких математиков недвусмысленно опа­сается той реакции своих соотечественников, которая по­следует, когда станет известно о его участии в работе жюри. После того как Миттаг-Леффлер в письменной форме известил Академию наук Франции о присужде­нии премии Пуанкаре и Аппелю и поздравил с победой французских ученых, Вейерштрасс сообщает ему: «Ваше письмо секретарю Парижской академии здесь многих обозлило и, удивительным образом, за все, с этим свя­занное, делают ответственным не Вас, а меня».

Не в этих ли общественных настроениях следует искать подлинную причину явно намеренной задержки Вейерштрассом своего отзыва? Впрочем, несправедливо было бы упрекать великого математика в малодушии. Требовалось действительно немалое мужество, чтобы устоять перед массированным нажимом со стороны огол­телых националистических кругов, перед которыми па­совал не один выдающийся ученый. Достаточно вспо­мнить прискорбный случай, происшедший в эти же годы с Робертом Кохом, прославленным немецким биологом.

Общественное мнение Германии не устраивала про­возглашенная в медицине «эра Пастера», раздражало об­щепризнанное первенство французского ученого на ми­ровой арене. И вот со стороны правящих кругов начи­нают оказывать прямое давление на Р. Коха, поскольку он единственный, как считают, может соперничать с Луи Пастером. Ему неоднократно намекают, что неплохо бы потрясти мир новым немецким открытием (не все же французам первенствовать в науке!), дают понять, что за почести и привилегии, которыми он пользуется, нуж­но расплачиваться. Бесцеремонный нажим на известно­го ученого приводит к тому, что в августе 1890 года (то есть на следующий год после присуждения премии ко­роля Оскара) Роберт Кох выступает на X Международ­ном конгрессе медиков в Берлине с сенсационным заяв­лением: им найдено средство лечения туберкулеза — ту­беркулин.

Сотни участников конгресса разнесли по всем стра­нам радостную весть о том, что человечество обрело на­конец лекарство от самой страшной болезни, уносившей столько жизней. На короткое время Берлин действитель­но стал «центром мировой медицины», новоявленной Меккой для всех жаждущих выздоровления. Мир поме­щался на Роберте Кохе и его туберкулине, и никого не насторожило то обстоятельство, что немецкий ученый не раскрыл тайну своего лекарства и держал в секрете свои опыты. Настолько велик был его авторитет в ученом ми­ре. Но после того как туберкулин ввели в действие, на­ступило внезапное и жестокое отрезвление. Со всех сто­рон стали поступать сообщения о смерти больных, лечив­шихся «жидкостью Коха». И ни одного достоверного случая выздоровления! Туберкулин провалился целиком и полностью. Эта катастрофа надломила Р. Коха и как человека и как ученого. Разыгравшиеся трагические со­бытия целиком можно отнести на счет больного нацио­нального самолюбия в ученой среде Германии. Можно понять, как нелегко приходилось Вейерштрассу в такой атмосфере, зараженной националистическим угаром.

А.А. Тяпкин, А.С. Шибанов. Пуанкаре. — 2-е изд. — М.: Мол. гвардия, 1982. – С. 182-186.
Следующая статья
Биографии
По каким параметрам не стоит выбирать партнера: случай Элизабет Тейлор
На приеме Элизабет [Тейлор] и ее новоиспеченному мужу потребовалось почти четыре с половиной часа, чтобы пожать руки всем своим гостям. Элизабет вскоре надоело «‎все это дерьмо с поцелуями невесты». Ники явно скучал. Садясь в лимузин, чтобы отправиться на север навстречу своей первой брачной ночи, она прошептала Саре: «‎О, мама, мы с Ником теперь одно целое... на веки вечные».Элизабет Тейлор По дороге в свадебное путешествие Элизабет прижалась к Ники на заднем сиденье лимузина MGM. «Нам больше не нужно прятаться, ког...
Биографии
По каким параметрам не стоит выбирать партнера: случай Элизабет Тейлор
Биографии
Как Ада Лавлейс обходила запрет женщинам печатать научные статьи
Биографии
Как стать актрисой? Жизнь как площадка для перевоплощений
Биографии
Как не потерять себя при встрече с именитым режиссером – опыт Одри Хепбёрн
Биографии
Лидия Гинзбург теряет интерес к профессии и сталкивается с кризисом
Биографии
Клара Бартон – основательница Американского Красного Креста
Биографии
Жанна Ланвин: как получить статус мастера в модной индустрии
Биографии
Стать ученой – как девочка выбирает непопулярное предназначение
Биографии
Сексистские комментарии в отношении женщин-учёных как норма в науке XX века
Биографии
Как ухудшается психическое состояние в горе – случай Натальи Бехтеревой
Биографии
Как женщины преодолевают барьеры в профессии – случай физика Лизы Мейтнер
Биографии
Что сподвигло Екатерину II к самообразованию
Биографии
Как отдыхать правильно – пример Элины Быстрицкой
Биографии
Творческое обольщение перерастает в творческий брак – случай Майи Плисецкой
Биографии
Смерть Марата: Шарлотта Корде привлекает внимание просвещённой Европы
Биографии
Женни Маркс: жена-помощник