Как язык (не) спасает от гражданских войн?
Давайте посмотрим, как обстоит дело с политической стабильностью в странах с разными языковыми пейзажами и разной языковой политикой. При этом я сосредоточу внимание на тех странах, где говорят хотя бы на одном из вавилонских языков.
С точки зрения распределения языков среди населения страны имеет смысл выделить шесть разных ситуаций, проиллюстрированных диаграммами.
1 и 4. В первом и последнем случае вероятность конфликта на почве языка невысока. К первой группе относятся такие страны, как Бангладеш, Саудовская Аравия, Северная и Южная Корея. И большинство Карибских островов, где основной язык является родным для более чем 90% населения. Лингвистические меньшинства (кроме недавних пришельцев, которые обычно не вызывают в стране или на территории смены официального языка, если только не являются завоевателями или не приходят несметными толпами) невелики или вовсе отсутствуют.
В странах из группы 4 даже самый распространенный язык является родным менее чем для 40% населения. К этой категории относятся многие африканские страны, а также Филиппины, Вануату и Папуа – Новая Гвинея. Маловероятно, что какое-то меньшинство надолго захватит власть, поскольку это может заставить объединиться всех остальных. В большинстве случаев проблема межэтнического общения решается за счет выбора в качестве официального языка бывших колонизаторов. Здесь редкий особый случай представляет Танзания, в которой этот статус присвоен доморощенному суахили.
А вот в четырех средних группах все не так очевидно.
2а: явное большинство и большое меньшинство. Здесь опасность возникновения трений и выхода их из-под контроля часто бывает велика. Одной из таких стран является Шри-Ланка, где тамильское меньшинство было подавлено сингальским большинством, что привело к четвертьвековой гражданской войне. Турецкие курды тоже ответили взрывом насилия на десятилетия жесточайшего притеснения их культуры. Судьба иракских курдов при Саддаме Хусейне была не лучше, а то и хуже, хотя по нынешней конституции Ирака курдский является официальным языком наряду с арабским.
Отношение к носителям турецкого на Кипре до раздела страны, к носителям берберского в странах Магриба и к носителям русского в странах Балтии и на Украине тоже привело к конфликтам. В случае с Балтией и Украиной легко понять чувства, испытываемые большинством населения этих стран после нескольких десятилетий насильственной русификации. Но справедливо ли заставлять граждан страдать из-за языка, которому их научили родители?
Индия, строго говоря, не входит в эту категорию, поскольку в ней есть один большой миноритарный язык – хинди и бесчисленное множество меньших, что соответствует категории 3b. Однако три четверти населения страны говорит на индоарийских языках, большинство из которых тесно связаны, а одна пятая - на дравидийском. Поэтому ситуацию в Индии можно описать словами «явное большинство и большое меньшинство». В целом индийскому правительству удалось разрядить обстановку за счет демаркации границ штатов с учетом распределения языков и выбора - по требованию меньшинства - английского в качестве официального языка.
2b: явное большинство и несколько меньшинств. У стран из этой категории больше шансов сохранить мир. В большинстве стран Латинской Америки главенствует испанский или португальский, но, хотя местные освободительные движения борются за свое официальное признание в таких странах, как Мексика и Боливия (в последнем случае успешно), язык в рамках социального конфликта занимает второстепенное место. Во Вьетнаме с его изобилием лингвистических меньшинств (относительно немногочисленных) большинство не сделало им никаких уступок, но ситуация не вызывает особого недовольства.
В некоторых странах предоставленные региональным лингвистическим меньшинствам права удовлетворили не всех. В Китае все усиливающееся доминирование этнических китайцев и их языка вызывает сильное сопротивление тибетцев и уйгуров, что приводит к вспышкам яростного протеста. В различных регионах России 35 языков меньшинств являются вторыми официальными языками. С носителями двух из них, татарами и чеченцами, были серьезные конфликты (в последнем случае проблемы не носили лингвистического характера). В Испании каталонцы, галисийцы и баски после долгой истории их подавления недемократическими правительствами получили в конце 1970-х обширные региональные права. Тем не менее в стране активно действуют движения за независимость, которые привели к десятилетним кровопролитиям в случае басков и к текущему политическому кризису в Каталонии.
Более всего склонны к восстанию меньшинства с ярко выраженными культурными отличиями (как тибетцы и чеченцы), сильным экономическим положением (как каталонцы и словенцы) или тем и другим (как баски). Размер тоже имеет значение: татарский и тибетский могут казаться мелкими прудиками по сравнению с морем русского или океаном мандаринского, но по числу носителей они не отличаются от каталанского, а говорящих на уйгурском вдвое больше.
3а: две большие группы. Когда население состоит из двух больших групп примерно равного размера, ситуация кажется взрывоопасной, но это не всегда так. Например, в Афганистане два официальных языка: персидский (дари) и пушту, но внутренние конфликты в этой стране не связаны с языковым противостоянием. В Парагвае, где официальные языки испанский и гуарани, большинство носителей каждого из этих языков говорит и на другом или хотя бы понимает его. Более сложная ситуация в Сингапуре: самые распространенные языки домашнего общения - мандаринский и английский, а небольшие группы предпочитают другие китайские языки, малайский или тамильский. Английский, мандаринский, малайский и тамильский имеют статус официальных; при этом английский - основной язык, а малайский – национальный. Единственно проблемной страной в этой категории представляется Бельгия, но до кровопролития там дело не дошло.
3b: одна большая группа и несколько меньшинств. Как раз в эту категорию входят Малайзия и Индонезия– две основных страны, где говорят на малайском.
В Иране носители персидского составляют лишь чуть больше половины населения. Некоторые меньшинства говорят на языках, не связанных с персидским, поэтому персидский дается им труднее. Тем не менее лингвистические меньшинства страны, по-видимому, соглашаются с доминированием персидского. Отчасти это может объясняться тем, что, как мы видели в главе 15, персидский выступал в роли лингва франка региона и от этого стал более простым в изучении. А кроме того, столетия употребления языка королями, поэтами и имамами обеспечили персидскому высокий престиж по всей стране.
В Пакистане, получившем независимость в 1947 году, официальным языком всегда был урду (к которому временно присоединялся английский). Как и персидский, урду обладает высоким историческим, культурным и религиозным престижем. Однако, в отличие от персидского в Иране, урду в Пакистане количественном отношении занимал ничтожное положение. До 1971 года он был родным всего для 5% населения, притом что в регионе, который теперь называется Бангладеш, 50% говорили на бенгальском. Испытывая политические, экономические и лингвистические притеснения, этот регион в ходе короткой, но кровавой гражданской войны отделился. В новом, уменьшенном Пакистане, где носители урду составляют около 10% населения, новым гигантом оказался панджаби, на котором говорят не менее 45%. Однако благодаря большему представительству в национальной политике, чем было у бенгальцев, и более взвешенному отношению к их языку панджабцы терпимее относятся к господству урду.
В Малайзии ситуация на первый взгляд кажется похожей на иранскую: малайский язык, который в этой стране называется малазийским (или bahasa Malaysia), единственный имеет официальный статус, хотя является родным лишь для незначительного большинства и некоторые из языков меньшинств с ним не связаны. Но на этом сходство кончается. В условиях британской колонии, особенно в конце XIX – начале XX столетия, массовая иммиграция привела к созданию взрывоопасной смеси из местных малайцев и прибывших в страну китайцев и индийцев. После получения страной в 1957 году независимости политическая власть досталась малайцам – отсюда официальный статус их языка. Тем временем почти вся экономика держалась на китайцах. Этнические трения привели в 1969 году к восстаниям, после которых малайцы предоставили официальные, якобы временные, привилегии bumiputra (детям земли), то есть себе и местным меньшинствам. Китайские и индийские меньшинства, для которых малайский был вторым языком, стали беднее большинства этнических малайцев, а правительство стало еще откровеннее проявлять расизм, часто потворствуя экстремистским (малайским) мусульманам. Однако приход к власти в мае 2018 года мультиэтнической коалиции – первая политическая перемена за несколько десятилетий – дает надежду на более мудрую политику.
В Индонезии ситуация больше напоминает Пакистан: малайский, официальный, язык (называемый здесь bahasa Indonesia) –материнский язык небольшого меньшинства, а на самом распространенном языке говорит не менее 40% населения. Однако тут есть решающая разница: в Пакистане небольшое, но доминирующее меньшинство навязало свой язык всей стране, а в Индонезии малайский, язык меньшинства, получил официальный статус не стараниями его носителей, а по желанию самого большого и сильно доминирующего меньшинства: носителей яванского, которые отказались от привилегированного положения для своего языка ради национального единства.
По ту сторону статистики
Как мы видели, даже в странах с похожим распределением языков может быть разный баланс мира и конфликтов. Отсюда ясно, что дело не только в числах. Что же еще имеет значение?
Давнее знакомство. Общества, которые давно сталкиваются с определенными языками – в ходе религиозных церемоний, общения с элитой или торговых переговоров, – не воспринимают эти языки как совершенно чуждые, даже если на них не говорят в повседневной жизни. Ассоциация с религиозными храмами или дворцами властителей укрепляет статус этих языков, как произошло в случае персидского в Иране и арабского в странах Магриба. Языки торговли не пользуются особым престижем, зато рынки – настоящие, а не нынешние обожествляемые абстракции – обеспечивают более равноправное взаимодействие, чем храмы и дворцы. Договариваясь о ценах и условиях, покупатели и продавцы одновременно устраняют лингвистические барьеры, порой создавая упрощенные варианты торговых языков. Именно это в значительной степени позволило суахили процветать в Танзании, а малайскому укорениться в Индонезии.
Сходство тоже имеет значение, но не всегда предсказуемое. Языки, которые легче учатся, обычно благодаря общему происхождению, легче принимаются, чем совершенно незнакомые языки. И снова фортуна улыбнулась Танзании: большая часть ее населения говорит на языках из той же группы банту, что и суахили. И Индонезии она тоже улыбнулась: почти все ее население говорит на языке, очень близком к малайскому. В других местах мира многие недовольные меньшинства, такие как курды, татары, тибетцы, уйгуры, баски, берберы и коренное население Латинской Америки, лингвистически чужды правящему большинству. Однако стопроцентной гарантии против трений сходство не дает: украинский – близкий родственник русского, как и каталанский – испанского.
Политическая и экономическая история тоже важна и тоже может приводить к вражде: это в полной мере касается и Украины и Каталонии. В основе подобных трений лежат обычно сложные взаимоотношения, связанные с захватом, угнетением или эксплуатацией. В отсутствие всего этого иногда исторически складываются отношения мирного сосуществования, как, например, в Швейцарской конфедерации. Страна возникла в результате добровольного объединения и бережно хранит традиции децентрализованного управления, так что, несмотря на свое многоязычие, никогда не сталкивалась с серьезными проявлениями языковой враждебности. Что же касается Индонезии, то она получила свою долю захвата, угнетения и эксплуатации: голландцы активно упражнялись в этом на протяжении трехсот лет, а японцы – три года (1942-1945), в результате чего их языки оказались крайне непопулярными среди индонезийцев.
Но хотя все эти факторы имеют значение и в зависимости от них складывается та или иная исходная позиция, результат игры в конечном итоге зависит от политики властей. Гражданская война на Шри-Ланке не была неизбежной: если бы на стороне большинства была проявлена умеренность, это могло бы удержать меньшинство от перехода к вооруженным действиям. Со стороны турецкого руководства было неразумно объявлять курдский выродившимся турецким диалектом, вместо того чтобы признать курдов меньшинством. А со стороны носителей урду было высокомерием объявлять свой язык официальным на всей территории Пакистана, где они составляли всего лишь 5% населения.
Правящим элитам идет на пользу бережное обращение с лингвистическими меньшинствами. Оставив в стороне все соображения политической целесообразности, уважение меньшинств – это просто этический императив. Каждый говорящий или пишущий на каком-то языке должен иметь право говорить и писать на нем свободно: в противном случае нарушаются права человека.
Подъем, и подъем, и подъем малайского
Как было сказано в начале этой главы, в Индонезии со дня получения страной независимости царит лингвистический мир, несмотря на то что по количеству языков эта страна занимает второе место в мире. Местный вариант малайского языка (bahasa Indonesia) не разделил нацию, а помог ее объединить. Как удалось этого достичь? Почему эта страна и ее национальный язык преуспели гораздо больше, чем многие другие? Давайте заглянем в прошлое.
Документированная история малайского начинается в VII веке, когда расположенное на Суматре царство контролировало Малайский полуостров, большую часть Явы и меньшие промежуточные острова. Благодаря своему коммерчески выгодному стратегическому положению в качестве промежуточного узла между материком и архипелагом оно стало доминировать над большой торговой сетью. На побережье многочисленных островов за пределами царства купцы овладевали по крайней мере основами малайского. Таким образом более тысячи лет назад были заложены основы нынешнего статуса малайского.
В XIII-XIV столетиях произошли две важные перемены. Первая была религиозной: контакты между арабскими и индийскими купцами привели к постепенному обращению населения в ислам; на территории современной Индонезии процесс шел с запада на восток и с побережья во внутренние районы. Политическая же перемена заключалась в том, что новое расположенное на Яве царство переместило центр силы малайского с Суматры на материк (в сегодняшнюю Западную Малайзию). Здешний город Малакка стал самым крупным городом и портом Юго-Восточной Азии, а также столицей одноименного султаната. Расцвет Малакки в XV веке считается политическим и культурным золотым веком малайского мира. В регионах, находившихся под влиянием султаната и включавших прибрежные зоны на восток до Молуккских островов (Островов пряностей), укрепился как ислам, так и малайский язык. Важно, что ассоциация с религией придала этому лингва франка больше престижности, чем могло быть у простого языка торговли. Таким образом, на второй стадии произошло не просто дальнейшее распространение языка, но и повышение его статуса.
Вышедший затем на сцену европейский колониализм произвел полную смену декораций. В XVII-XVIII веках голландцы постепенно захватили Яву и Молуккские острова, а потом и другие острова. Сначала они пытались говорить с яванской элитой по-явански. Но тонкости этого языка, связанные с различиями в общественном положении, были не по зубам практичным купцам и мореплавателям (чья чисто голландская прямолинейность тоже не помогала делу). В то же время они понимали, что учить яванскую элиту голландскому было бы непрактично. В качестве альтернативы они ухватились за малайский – как оказалось, широко распространенный язык. В ходе взаимодействия колонизаторов и их подданных возник упрощенный вариант языка, получивший название «административный малайский». С 1865 года он стал вторым официальным языком колонии наряду с голландским. Поскольку малайский издавна неформально использовался как лингва франка, элиты приняли даже эту изуродованную версию более охотно, чем приняли бы яванский, упрощенный до невежливости.
В конце XIX века расцвет коренного языка Центральной Суматры и Малайского полуострова ускорился, когда колониальная администрация с энтузиазмом поддержала распространение популярной литературы на малайском. В результате вырос словарный запас языка, число говоривших на нем людей и его престижность. В 1928 году нарождавшееся движение за независимость выбрало малайский своим официальным языком – решение, подтвержденное в 1945 году, когда была объявлена независимость.
Задним числом этот выбор может казаться неизбежным, но это было не совсем так. Преобладание носителей яванского в политических кругах было еще большим, чем среди населения в целом, поэтому им нужно было проявить серьезную государственную мудрость, чтобы не поддаться соблазну выделить свой родной язык. К счастью, они рано осознали, что яванский глубоко непопулярен на других островах, как из-за сложной иерархической системы, так и из-за ассоциации с крупнейшей этнической группой страны.
Другим вариантом мог бы стать голландский. Сейчас такое решение может казаться неестественным, но тогда это выглядело иначе. Ведь именно голландский выбрала другая бывшая колония, Суринам, получив независимость в 1975 году. А лидеры индонезийского движения за независимость свободно владели голландским благодаря тому же образованию в европейском духе, которое вдохновило их на мечты о свободе равенстве и братстве. Это верно, что в 1940-х на языке колонизаторов говорили лишь полтора процента неевропейского населения страны. Но ведь когда Индия в момент получения независимости выбрала английский одним из своих официальных языков, на нем говорило всего два процента населения.
Существенным преимуществом голландского, как и других колониальных языков в других странах, был его обширный словарный запас. После столетий применения во всех сферах европейской жизни, от административной деятельности до научной, в нем были все слова, которые могли потребоваться в современном мире. Малайский отчасти догонял его, поскольку был в употреблении у колониальной администрации, но, объявляя малайский официальным, индонезийские руководители понимали, что им предстоит сложная задача расширения словарного запаса, чтобы охватить все отрасли науки, экономики, административной деятельности и всего остального, о чем индонезийцам понадобится говорить в официальных ситуациях. Эту задачу поставили перед языковой академией, которая взялась за дело прагматично, энергично и успешно, создавая сотни тысяч специализированных терминов и давая им определения. В результате индонезийскому удалось избежать того хаоса, который обрушился на турецкий в середине XX века.
История с bahasa Indonesia была успешной с самого начала. Благодаря ассоциации с современностью, индонезийской самобытностью и социальной мобильностью язык стал быстро распространяться, подстегнутый урбанизацией и развитием современных СМИ. В 2010 году более 90% населения страны заявили о владении индонезийским – существенный рост по сравнению с 40% в 1970 году. А в момент получения независимости это значение было намного меньше.
Однако языковая политика страны не была сосредоточена на предоставлении преимуществ одному малайскому. С самого начала был провозглашен курс на широкое распространение билингвизма: граждан поощряли не только изучать индонезийский ради национального единства, но и не забывать местный язык. Языковой академии поручили наряду с развитием индонезийского заниматься и другими языками. Конечно, в Индонезии, как и повсеместно, малым языкам сегодня грозит вытеснение большими, и в основных мегаполисах с их смешанным населением индонезийский все больше преобладает в лингвистическом городском ландшафте. Но важно отметить, что это происходит не в соответствии с намерениями государства, а скорее вопреки им.
Еще один благоразумный аспект языковой политики в Индонезии – разрешение в первые три года в начальной школе вести преподавание на местных языках, а не обрушивать на детей официальный язык с самого начала, как это делается во многих других странах. В результате маленькие индонезийцы учатся читать и писать на уже знакомом им языке, что, бесспорно, лучше всего для освоения грамоты. Если же, по международным меркам, они все же не очень хорошо читают, это может быть обусловлено слишком ранним переходом с родного языка на официальный. Большинство специалистов рекомендуют сохранять родной язык в школе на несколько лет дольше.
Языковая политика была успешна на уровне страны, но не слишком учитывала потребности страны в международном общении. Индонезийский настолько доминирует во всей официальной общественной жизни, что английский и другие иностранные языки распространены слабо и мало кто владеет ими на приемлемом уровне. В этом отношении Танзания действовала более эффективно, поддерживая английский в тех сферах, где международные контакты имеют решающее значение, особенно в высшем образовании и крупном бизнесе. В конечном итоге все определяется расстановкой приоритетов, тем, что ставится во главу угла: укрепление национальной идентичности или развитие экономики, национализм или глобализм.
Для Малайзии малайский оказался отравленным даром: его носители, составлявшие очень малую долю населения, навязали свой язык всей стране, чувствуя угрозу со стороны появившихся позже и более успешных меньшинств. Это была лишь одна из привилегий, которые они себе предоставили; в совокупности эти привилегии привели страну к внутренней нестабильности.
А для Индонезии малайский, наоборот, был подарком свыше – почти буквально, учитывая его историческую связь с исламом. Поскольку язык использовался в процессе торговли, он был отчасти знаком многим; религиозные ассоциации повышали его престижность; на нем говорило небольшое меньшинство, поэтому он не представлял угрозы; и он был близок языкам, на которых говорило большинство населения, поэтому его было легко выучить. Иначе говоря, он обладал всеми свойствами хорошего национального языка.
Индонезийские лидеры увидели возможность и не упустили ее. В итоге их языковая политика оказалась одной из самых разумных и успешных в мире.
ЧТО ТАКОЕ БАЗА ЗНАНИЙ?
Концентрированная книга издательства LIVREZON складывается из сотен и тысяч проанализированных источников литературы и масс-медиа. Авторы скрупулёзно изучают книги, статьи, видео, интервью и делятся полезными материалами, формируя коллективную Базу знаний.
Пример – это фактурная единица информации: небанальное воспроизводимое преобразование, которое используется в исследовании. Увы, найти его непросто. С 2017 года наш Клуб авторов собрал более 80 тысяч примеров. Часть из них мы ежедневно публикуем здесь.
Каждый фрагмент Базы знаний относится к одной или нескольким категориям и обладает точной ссылкой на первоисточник. Продолжите читать материалы по теме или найдите книгу, чтобы изучить её самостоятельно.
📎 База знаний издательства LIVREZON – только полезные материалы.