Кратко коснувшись вопросов света, тени и цвета, вернемся теперь к линейному определению формы, в частности (как упоминалось на с. 129) к форме лица. Замечено, что из огромного количества лиц, получавших свои очертания начиная от сотворения мира, нельзя найти двух настолько близких между собою, чтобы обычная и всем присущая способность глаза отличать предметы не смогла бы обнаружить их различия. Поэтому есть основания предполагать, что эта присущая глазу проницательность может быть усовершенствована еще более с помощью методических исследований, которые изобретательный Ричардсон в своем трактате о живописи называет искусством видеть.
1. Я начну с описания таких линий, которые составляют черты лица наивысшей красоты, и противоположных им. В качестве доказательства скажу, что Рафаэль Урбинский и другие великие художники и скульпторы копировали ее для образов своих героев и других великих людей. Голова старика была вылеплена из глины Фьяминго для Андреа Сакки; своими линиями она не уступает лучшей из античных голов. По этой модели Андреа Сакки написал все головы в своей знаменитой картине «Видение св. Ромуальда», а эта картина считается одной из лучших в мире.
Примеры эти выбраны для того, чтобы пояснить и подтвердить значение змеевидной линии в строении человеческого лица. Следует также заметить, что все прочие части этих шедевров искусства согласуются с правилами, которые были изложены выше; я поэтому покажу только силу линии красоты и ее употребление. Единственный путь, которым можно доказать, каким образом действует в этом смысле змеевидная линия, это взять куски проволоки и плотно прижать их к различным частям лица этих слепков. Снятые проволоки будут представлять собою такие же змеевидные линии, какие частично обозначены пунктиром в рисунке 97 таблицы 1. Борода и волосы на голове (рис. 98), представляющие собой ряд свободных линий и потому располагающиеся по желанию художника или скульптора, скомпонованы на этом слепке из одних лишь змеевидных линий, переплетающихся между собой наподобие языков пламени.
Но так как подражать недостаткам легче, чем достоинствам, мы сможем сейчас полнее раскрыть эти последние, показав их противоположность на разных ступенях, вплоть до самого низменного убожества, какое только можно изобразить линиями.
Фигура 99 представляет собой первую ступень отклонения от фигуры 97. Линии здесь более прямые и количество их меньше. Отклонение продолжается в фигуре 100, увеличивается в фигуре 101 и еще более очевидно в 102-й; фигура 103 еще хуже, фигура 104 окончательно лишена всех изящных линий и напоминает болванку, которой пользуются парикмахеры, а 105-я состоит лишь из таких простых линий, какие обычно употребляют дети, когда начинают сами рисовать человеческое лицо. Совершенно очевидно, что неподражаемый Батлер сознавал низменное и смехотворное действие подобных линий, судя по тому, как он описывает бороду Гудибраса:
По форме схожа с черепицей,
Пожалуй, можно ошибиться.
2. О характере и выражении лица. Ежедневно мы видим множество примеров, подтверждающих общепринятое выражение, что лицо — это зеркало души. Это изречение пустило такие глубокие корни, что мы невольно, слегка напрягая внимание, составляем себе определенное мнение об уме человека, за лицом которого наблюдаем, прежде чем получим сведения об этом человеке каким-либо другим путем. Как часто с первого взгляда говорят, что такой-то выглядит добродушным человеком, а у такого-то честное открытое выражение лица, или что он хитрый, плут, или человек умный, дурак и т.п. А как приковывается наш глаз к внешнему облику королей и героев, убийц и святых; размышляя об их поступках, мы в редких случаях не составляем себе представления об их внешности. Есть все основания считать это явление определенным свойством нашего сознания, которое при первом взгляде внушает каждому одно и то же представление, впоследствии всецело подтверждающееся. Так, например, все сойдутся в мнениях при взгляде на совершеннейшего идиота.
По детским лицам трудно определить что-либо, за исключением тупости или живости ребенка, да и то при условии, что черты его лица находятся в движении. По красивым лицам, почти любого возраста, нельзя определить глупость или злость до тех пор, пока человек не выдаст себя каким-нибудь поступком или словом, хотя странные, часто повторяемые движения мускулов лица человека глупого, даже если оно очень красиво, с течением времени оставляют на нем следы, которые при внимательном исследовании обнаруживают недостаток ума. Однако дурной человек, если он лицемерен, может так управлять мускулами, приучив их действовать наперекор своим чувствам, что по внешности очень трудно определить его характер. Таким образом, карандаш не в силах показать лицемерие человека, не привлекая каких-либо дополнительных обстоятельств для его разоблачения, таких, как улыбка в момент совершения убийства, или им подобных.
Когда человек достигает сорокалетнего возраста, его характер, благодаря естественным и непроизвольным движениям мускулов, вызываемым чувством, должен был бы в какой-то мере отразиться на лице, если бы не различного рода события, которые часто препятствуют этому. Человек злобный, постоянно хмурясь и надувая губы, приводит соответствующие мускулы в неизменное положение, обнаруживающее дурной нрав, что можно предупредить, стараясь постоянно улыбаться. То же можно сказать о других чувствах, хотя существуют и такие, которые непосредственно на мускулы не воздействуют, как, например, любовь и надежда.
Однако не следует думать, что я придаю слишком большое значение внешности, как физиономист. Как это признано всеми, существует так много различных причин, вызывающих одни и те же движения и изменения черт, так много противоречивого из-за случайных форм лица, что древнее изречение fronti nulla fides, в общем, всегда останется в силе, и у природы есть на это достаточно мудрые причины. Но с другой стороны, так как во многих частных случаях мы делаем заключения на основании различных выражений лица, то все последующее имеет своим намерением дать описание тех графических средств, которыми они изображаются.
Своевременно было бы проследить душевные состояния человека, начиная от спокойствия вплоть до крайнего отчаяния, в том виде, как они представлены в распространенной книге по рисованию под названием «Лебреновы душевные состояния»; рисунки извлечены из работ этого великого мастера для пользования обучающихся живописи; в то же время эта книга дает и краткое обозрение всех распространенных выражений вообще. И хотя это лишь несовершенные воспроизведения, они отвечают нашим намерениям лучше, чем что-либо другое, что я мог бы предложить вам, так как душевные движения даны здесь в последовательном порядке и отчетливо изображены с помощью лишь одних линий рисунка без теней.
Некоторые черты лица бывают сформированы так, что по ним можно четко определить то или иное выражение чувства. Например, маленьким, узким, раскосым глазам больше всего подобает любящее, смеющееся выражение, в то время как большому, выпуклому глазу подобает выражение свирепости или удивления. Мускулы, принимающие круглую форму, всегда будут иметь в какой-то степени жизнерадостный вид даже в горе. Черты лица, соответствующие выражениям, которые на нем часто появляются, в конце концов отмечают его линиями, позволяющими в достаточной мере судить о характере человека.
Древние в изображении низших характеров показали столько же понимания и проявили столь же тонкий вкус в изгибах их линий, как и в своих статуях более возвышенного рода; в первом случае они отклонялись от точной линии красоты в тех местах, где этого требовали характер или действие. Умирающий гладиатор и танцующий фавн, первый — раб, а второй — исступленный шут, изваяны в той же превосходнейшей манере, как Антиной или Аполлон, с той только разницей, что в изображении последних преобладает точная линия красоты. Несмотря на это, их равные достоинства получили всеобщее признание, так как для выполнения их требуется почти равное умение.
Человеческая природа едва ли может быть представлена в более униженном виде, чем в изображении Силена, где выпуклая линия проходит через все черты его лица, так же как через другие части его свиноподобного тела. В то время как в лесном сатире древние хотя и соединили скотское с человеческим, мы все же видим оставшуюся в неприкосновенности игру змеевидных линий, которая превращает его в изящную фигуру.
В самом деле, произведения искусства нуждаются во всех преимуществах этой линии, чтобы компенсировать свои другие недостатки. Хотя природа в своих произведениях часто пренебрегает линией красоты либо соединяет ее с простыми линиями, тем не менее они на этом основании не становятся несовершенными, поскольку этими средствами выявляется все бесконечное разнообразие человеческих форм, которое всегда отличает руку природы от ограниченных и недостаточных возможностей искусства. И если ради общего многообразия природа прибегает иногда к простым и неизящным линиям, а плохой художник время от времени способен исправить их или сделать более изящной какую-то копируемую частность, потому что научился этому у более совершенных произведений той же природы, то в девяти случаях из десяти он преисполняется тщеславием и мнит себя исправителем природы, не задумываясь о том, что даже в этих худших своих произведениях природа никогда не бывает окончательно лишена таких красивых линий и иных тонкостей, которые не только лежат за пределами его ограниченных возможностей, но и не встречаются даже в наиболее прославленных попытках превзойти природу. Однако возвратимся к так называемым простым линиям, которые обладают способностью неизменно производить удивительное впечатление. Будучи более или менее заметными при любом характере или выражении лица, они обладают способностью придавать ему в известной степени глупый или смешной вид.
Топорность этих линий, скорее соответствующая неодушевленным предметам, встречаясь там, где мы ожидаем найти более красивые и изящные линии, делает лицо глупым и смешным (см. главу VI, с. 134).
Дети в младенчестве делают движения мускулами лица, свойственные их возрасту: бессмысленный, непонимающий взгляд, открытый рот, бессмысленная улыбка. Все эти выражения формируются главным образом из простых кривых; подобные же движения и выражения сохраняются у идиотов, и со временем эти неуклюжие линии оставляют след на их лицах. Когда же эти линии совпадают и согласуются с естественными чертами лица, человек приобретает более явный и ярко выраженный вид идиота. Эти простые, только что упоминавшиеся формы иногда свойственны совершенно здравомыслящим людям, одним — когда черты их лица находятся в покое, другим — когда они приходят в движение. Разнообразие постоянных, регулярных движений, проистекающих от правильного понимания и подчеркнутых хорошим воспитанием, зачастую постепенно превращает эти линии в более изящные.
Подобным же образом то или иное особое выражение лица или движение тех или иных черт, которые подобают одному человеку, будут казаться неприятными в другом, независимо от того, совпадают такие выражения и повороты с линиями красоты или нет. По этой причине существуют очаровательные хмурые взгляды и неприятные улыбки. Линии, создающие приятную улыбку, образуют в углах рта изящные извилины, как на рисунке 108 таблицы 2, но теряют свою красоту при хохоте. Неумеренный смех чаще, чем любое другое выражение, придает умному лицу глупый или неприятный вид, так как от смеха вокруг рта образуются правильные, простые линии, напоминающие скобки, что иногда выглядит похожим на плач. И наоборот, я помню, что однажды видел нищего, который очень искусно закутал голову лохмотьями, да и лицо его было достаточно худым и бледным, чтобы возбудить жалость, но черты его лица не соответствовали этой цели, так что когда нищий намеревался состроить гримасу боли и горя, она более походила на радостную улыбку.
Странно, что природа отпустила такое множество линий и форм для обозначения недостатков и несовершенств нашего разума, в то время как совсем отсутствуют линии, которые бы подчеркивали какие-либо наши достоинства, кроме обычного здравомыслящего и спокойного вида. О людях добрых, мудрых, остроумных, гуманных, щедрых, милостивых и храбрых должны говорить их поведение, слова и поступки. Серьезный же вид и торжественные взгляды не всегда являются признаком мудрости. Человек, голова которого занята пустяками, может выглядеть так же серьезно и деловито, как будто бы обременен делами первостепенной важности. Канатоходец, сконцентрировавший все свое внимание на одной точке, ради сохранения равновесия, может выглядеть в этот миг не менее мудро, чем величайший философ, погрузившийся в свои занятия. Все, что могли сделать древние скульпторы, несмотря на свои полные энтузиазма попытки поставить своих богов над человеческой природой, — это наградить их красотой. Облик бога Мудрости7 не выражает ничего, кроме статной мужественности. Юпитер стоит несколько выше, благодаря тому что обладает большей, в сравнении с Аполлоном, суровостью. Это впечатление достигается благодаря преувеличенной выпуклости лба, слегка наклоненного, как бы в задумчивости, и бороде, которая в сочетании с некоторым количеством других благородных линий придает этой монументальной скульптуре необычайное достоинство, называющееся на таинственном языке завзятого знатока — «непостижимо великой и превосходящей природу божественной фантазией». В-третьих и последних, я покажу, каким образом изменяются черты лица от детства к старости, и установлю различные возрасты. Здесь наибольшее внимание мы должны будем уделить простоте, ибо разница в возрасте, о которой мы сейчас собираемся говорить, зависит в основном от использования в той или иной мере этого принципа по отношению к форме линий.
Начиная с младенческих лет до того момента, как прекращается рост тела, лица и каждой их внешней части, все они изменяются с каждым днем, приобретая все большее разнообразие до тех пор, пока не достигают некой средней степени. Если от этой середины начать возвращаться обратно к детскому возрасту, мы увидим, как уменьшается разнообразие, пока постепенно простота формы, которая определенным образом ограничивала многообразие, превращается в однообразие, и все части лица могут быть обозначены несколькими кругами.
Однако существует еще одно необычное обстоятельство (быть может, прежде не обращавшее на себя внимания), которое природа дала нам для того, чтобы отличать один возраст от другого. А состоит оно именно в том, что, хотя каждая черта лица становится больше и длиннее, пока человек не перестает расти, — глаз продолжает сохранять свой первоначальный размер. Я имею в виду зрачок и радужную оболочку, потому что их диаметр продолжает оставаться неизменным и, таким образом, становится установленным масштабом, по которому мы незаметно сравниваем ежедневные изменения других черт лица и по ним определяем возраст молодых людей. Иногда вы можете обнаружить, что эта часть глаза у грудного ребенка точно такого же размера, как у мужчины ростом в шесть футов; бывает, что глаз ребенка даже больше, чем у взрослого человека, как это видно на рисунках 110 и 114 таблицы 2 и на рисунке 115 таблицы 1, на котором представлены три различной величины зрачка. Самый маленький был точно измерен по глазу мужчины с крупными чертами лица в возрасте ста пяти лет, самый большой принадлежит двадцатилетнему, у которого он превосходит обычные размеры, и третий — обычной величины. Если бы измерить циркулем эту часть глаза в находящихся в Кенсингтоне портретах Карла II и Якова II, писанных Ван Дей-ком, и сравнить с портретами, писанными Лели, когда они уже стали взрослыми мужчинами, то мы увидим, что диаметр глаза в обоих портретах почти совпадает.
В младенческом возрасте лица мальчиков и девочек не имеют видимой разницы, но с течением времени черты лица мальчиков начинают определяться быстрее по отношению к зрачку и радужной оболочке, чем черты лица девочек, и таким образом мы можем по лицу обнаружить признаки пола. Мальчиков, у которых черты лица по отношению к глазу крупнее обычных, мы называем развитыми детьми. И наоборот, дети с более мелкими чертами лица кажутся моложе своих лет. Именно благодаря этому соотношению между чертами лица и глазами женщины, переодетые в мужское платье, так мальчишески молодо выглядят. Однако, поскольку природа не всегда точно придерживается этих особенностей, то мы можем ошибаться и в определении пола, и в определении возраста.
По этим явным внешним признакам и разнице в общих размерах можно легко судить о возрасте до двадцати лет. О возрасте после двадцати лет судить с уверенностью уже трудно, ибо здесь мы столкнёмся с изменениями иного рода; человек склонен толстеть или худеть, а это, как известно, часто сказывается на внешности по отношению к возрасту.
Волосы, обрамляющие лицо, как рама картину, контрастируют с его цветом и создают целостную цветовую композицию. Прибавляя всему в целом ту или иную степень красоты, в зависимости от того, расположены ли они согласно правилам искусства, волосы также являются еще одним признаком для определения зрелого возраста...
То, что нам осталось сказать о различных внешних признаках возраста, поскольку это менее приятно, чем то, о чем говорилось выше, будет описано более кратко.
В возрасте от двадцати до тридцати лет, за редким исключением, ни в цвете, ни в чертах лица почти что не происходит никаких изменений. Правда, цветущие краски могут слегка поблекнуть, зато, с другой стороны, черты лица приобретают некую установившуюся твердость и осмысленность, которые щедро вознаграждают за эти потери и до тридцати лет сохраняют красоту на том же уровне. После тридцати, поскольку изменения становятся все более и более заметными, мы видим, как приятная простота многих округлых частей лица начинает перебиваться впадинами и мускулы, вследствие часто повторяемых движений, начинают более резко обозначаться. Это обстоятельство делит крупные части и тем самым разбивает широкие изгибы змеевидных линий, а следовательно, и красивые тени теряют свою мягкость. Некоторые подразумевающиеся здесь изменения, которые происходят между тридцатью и пятьюдесятью годами, можно увидеть на рисунках 117 и 118 таблицы 2. А разрушения, которые продолжает наносить время человеку после пятидесяти лет, слишком заметны для того, чтобы они нуждались в описании. Борозды и морщины, которые оно накладывает, говорят сами за себя. Во всяком случае, несмотря на злобствующее время, те черты лица, которые когда-то были красивыми, сохраняют свои главные изгибы и в почтенном возрасте, так что и руины остаются приятными для глаза.