Форма красоты природы, будучи абстрактной, представляет собой определенную и потому ограниченную форму. Она содержит в себе единство и абстрактное соотношение с собой. Точнее говоря, она регулирует внешнее многообразие в соответствии со своей определенностью и единством, которое не становится имманентной внутренней жизнью и одушевляющим образом, а остается внешней определенностью и единством во внешнем.
Этот вид форм называют правильностью, симметрией, далее, закономерностью и, наконец, гармонией.
а. Правильность как таковая представляет собой внешнее тождество, точнее говоря, одинаковое повторение одной и той же определенной фигуры, дающей определяющее единство для формы предметов. Вследствие -своей примитивной абстрактности такое единство дальше всего отстоит от разумной целостности конкретного понятия, и красота его делается красотой абстрактной рассудочности, ибо принципом рассудка является абстрактное, не определенное внутри себя единообразие и тождество. Так, например, среди линий самой правильной является прямая, потому что она обладает лишь одним направлением, остающимся всегда абстрактно одинаковым. Точно так же куб — наиболее правильное тело. У него со всех сторон одинаковые по величине поверхности, одинаковые линии и утлы, которые в качестве прямых углов не могут изменяться по своей величине, подобно тупым или острым углам.
b. С правильностью связана симметрия. Форма не останавливается на своей самой крайней абстракции, на тождестве в определенности. К одинаковому присоединяется неодинаковое, и пустое тождество прерывается различием. Так появляется симметрия. В симметрии абстрактно одинаковая форма не просто повторяет сама себя, а приводится в связь с другой формой того же вида, которая сама по себе является определенной, одинаковой с собою формой, но в сравнении с первой формой оказывается неодинаковой с нею. Благодаря этому соединению должно получиться новое, более определенное и внутри себя более многостороннее однообразие и единство. Если, например, на одной стороне дома имеются три окна одинаковой величины на равном расстоянии друг от друга, затем следуют три или четыре окна более высокие по сравнению с первыми и находящиеся на большем или меньшем расстоянии друг от друга и, наконец, снова три окна, одинаковые с первыми тремя окнами по величине и расстоянию друг от друга, то перед нами симметрическое расположение. Простое однообразное повторение одной и той же определенности еще не составляет симметрии. Симметрия требует различий в величине, положении, форме, цвете, звуке и прочих определениях, которые мы должны сочетать одинаковым образом. Только одинаковое соединение нетождественных друг другу определенностей дает симметрию.
Обе формы, правильность и симметрия, в качестве чисто внешнего единства и порядка представляют определенность величины. Ибо внешняя, не имманентная определенность является количественной определенностью. Лишь качество делает определенную вещь тем, что она есть, так что с изменением ее качественной определенности она становится совершенно другой вещью. Величина же и изменение одной лишь величины представляет собой безразличную для качества определенность, если она не обнаруживается как мера. Мера является количеством, определяющим качество, так что определенное качество оказывается связанным с количественной определенностью. Правильность же и симметрия ограничиваются определениями величины, их единообразием и порядком неодинаковых элементов.
Поставив вопрос, где происходит это упорядочивание величин, мы найдем, что правильность и симметричность размера и формы встречаются как в органических, так и неорганических образованиях. Наш собственный организм, например, отчасти правилен и симметричен. У нас два глаза, две руки, две ноги, одинаковые бедренные и плечевые кости и т. д. О других частях нашего тела мы знаем, что они лишены единообразия; таковы, например, сердце, легкие, печень, кишки и т. д. Возникает вопрос: от чего зависит это различие между частями нашего тела?
Сторона организма, обнаруживающая правильность в величине, форме, положении и т. д., является внешней по своему характеру. Единообразная и симметричная определенность проявляется согласно понятию предмета там, где объективное по своему определению выступает как нечто внешнее самому себе и не обнаруживает субъективного одушевления. Реальность, ограничивающаяся этой внешней стороной, всецело подчиняется указанному абстрактному внешнему единству. В сфере же одушевленной жизни, а тем более в сфере свободной духовности голая правильность уступает место живому субъективному единству. И хотя вся природа по сравнению с духом является внешним самому себе существованием, однако и в ней правильность преобладает лишь там, где господствует внешняя ее сторона как таковая.
аа. Обозревая основные ступени природы, мы видим, что минералы, кристаллы, например, будучи неодушевленными образованиями, имеют своей основной формой правильность и симметрию. Правда, конфигурация, как уже было замечено, имманентна им и не определена только внешним воздействием. Свойственная им согласно их природе форма вырабатывала их внутреннее и внешнее строение путем скрытой деятельности. Последняя, однако, еще не является целостной деятельностью конкретного идеализирующего понятия, полагающего существование самостоятельных частей как отрицательное существование и благодаря этому одушевляющего их, как это, например, имеет место в животной жизни. В минералах же единство и определенность формы сохраняют абстрактно-рассудочную односторонность и в качестве 'Внешнего единства с самими собой достигают лишь голой правильности и симметрии, то есть форм, определяющихся лишь абстракциями.
bb. Растение находится уже на более высокой ступени, чем кристалл. Оно доходит в своем развитии до зачатков расчленения; в непрерывном и деятельном питании оно поглощает материальное. Но хотя растение органически расчленено, оно не обладает одушевленной жизнью в настоящем смысле, так как его деятельность всегда направлена вовне, на ассимиляцию внешнего материала. Оно прочно укоренено в почве, лишено самостоятельного движения и неспособно менять свое место, оно постоянно растет, и его непрерывная ассимиляция и питание представляют собой не спокойное сохранение завершенного внутри себя организма, а постоянное расширение, направленное во внешнюю среду. Животное, правда, тоже растет, но оно останавливается на определенном размере, и процесс его дальнейшего самовоспроизведения представляет собой самосохранение одного и того же индивида. Растение же растет беспрестанно, лишь с его смертью перестают умножаться его ветви, листья и т. д. В процессе этого роста всегда порождается новый экземпляр такого же целого организма. Каждая ветвь является новым растением, а не отдельным его членом, как в животном организме.
При этом постоянном размножении самого себя и порождении многих растительных индивидов растению недостает одушевленной субъективности и ее идеального, духовного единства ощущения. Хотя растение и поглощает пищу и деятельно ассимилирует ее в себе, определяя себя из себя посредством своего освобождающегося понятия, деятельного в материальной области, несмотря на это, оно по характеру всего своего существования и жизненного процесса лишено субъективной самостоятельности и единства и остается чем-то внешним. Его самосохранение непрерывно отчуждается вовне, и благодаря этому постоянному выхождению за свои пределы во внешнюю среду правильность и симметрия становятся главным моментом структуры растения в качестве единства во внешнем по отношению к самому себе материале.
Хотя правильность и не господствует здесь так строго, как в царстве минералов, и не проявляется больше в форме столь абстрактных линий и углов, она все же остается преобладающей. Ствол большей частью поднимается прямолинейно, кольца высших растений круглы, листья приближаются к кристаллическим формам, и цветки по числу их лепестков, положению, форме носят печать правильной и симметричной определенности.
уу. Наконец, существенным отличием животного организма является двойственный способ формирования членов. Ибо в животном теле, главным образом на высших его ступенях, организм предстает, с одной стороны, как внутренний, замкнутый в себе и соотносящийся с собою организм, который, подобно шару, как бы возвращается в себя, а с другой стороны, как внешний организм, как внешний процесс и как процесс, направленный на внешнее.
Внутренние органы, печень, сердце, легкие и т. д., с которыми связана жизнь как таковая, являются более благородными и не носят единообразного характера. В тех же членах животного организма, которые постоянно связаны с внешним миром, господствует симметричное расположение. Сюда относятся члены и органы как теоретического, так и практического процесса, направленного вовне. Чисто теоретический процесс совершают органы зрения и слуха; видимое, слышимое нами мы оставляем таким, каково оно есть. Органы обоняния и вкуса являются уже начальной стадией практического отношения, ибо обонять можно лишь то, что мы уже начинаем поглощать, а ощущать вкус можно, лишь разрушая вкушаемое. У нас только один нос, однако он разделен на две ноздри, имеющие единообразное устройство. Так же обстоит дело с губами, зубами и т.д. Совершенно единообразными но своему положению, форме и т. д. являются глаза, уши и члены, предназначенные для перемены места, схватывания и практического изменения внешних предметов — ноги и руки.
Следовательно, единообразие обнаруживается и в органических телах, но оно имеется лишь в членах, являющихся орудиями организма в его непосредственном отношении к внешнему миру, а не в тех членах, которые осуществляют соотношение организма с самим собою как возвращающуюся в себя субъективность жизни.
Таковы основные определения правильных и симметричных форм и характера их господства в явлениях природы.
От этой более абстрактной формы мы должны отличать
Так как она находится на высшей ступени и образует переход к свободе живых существ, к свободе как природной, так и духовной жизни. Сама по себе закономерность еще не представляет собой субъективного целостного единства и свободы, но уже является целостностью существенных различий, выступающих не только как различия и противоположности, но обнаруживающих в своей целостности единство и связь. Хотя это закономерное единство и его господство проявляются пока еще только в области количества, оно уже не может быть сведено к самим по себе внешним и исчислимым различиям голой величины, подобно правильности и симметрии. Здесь имеет место качественное отношение между различными сторонами, которое не является ни абстрактным повторением одной и той же определенности, ни равномерной сменой одинакового и неодинакового, а представляет собой одновременное совмещение существенно различных сторон. Наблюдая эти совмещенные различия в их полноте, мы получаем удовлетворение. Разумный характер этого удовлетворения заключается в том, что внешним чувствам доставляет удовлетворение лишь целостность, и притом целостность различий, требуемая сущностью предмета. Однако и здесь связь остается лишь скрытым звеном, которое доходит до созерцания отчасти благодаря привычке, отчасти благодаря более глубокому предчувствию.
Переход от правильности к закономерности можно легко пояснить несколькими примерами. Параллельные линии равной величины абстрактно правильны. Дальнейшим шагом является одно лишь равенство отношений между неравными величинами; например, наклон углов, отношение между линиями в подобных треугольниках одни и те же, количественные же характеристики различны. Круг также не отличается правильностью прямой линии; однако абстрактное равенство характеризует и его, ибо все радиусы обладают одинаковой длиной. Круг является еще малоинтересной кривой линией. Эллипс и парабола уже в меньшей степени обнаруживают правильность, и их можно познать только из их закона. Например, радиусы-векторы эллипса не равны, но закономерны, большая и малая оси существенно отличаются друг от друга, а фокусы не находятся в центре, как в круге. Здесь уже обнаруживаются качественные различия, связь между которыми образует закон этой линии. Однако, разделив эллипс по большой и малой оси, мы все же получим четыре равных куска; в целом, следовательно, и здесь еще господствует правильность.
Более высокой свободой при внутренней закономерности отличается яйцевидная линия. Она закономерна, однако до сих пор не смогли найти и математически вычислить ее закон. Она не эллипс, наверху она иначе изогнута, чем внизу, но и эта более свободная линия в царстве природы делится по большой оси на две равные половины.
Окончательное исчезновение правильности при сохранении закономерности мы находим в линиях, похожих на яйцевидную линию, но делящихся по большой оси на неравные половины, так что одна сторона не повторяет другой, а имеет иное расположение. Подобной линией является так называемая волнообразная линия, которую Хогарт назвал линией красоты. Например, линия руки на одной стороне поднимается иначе, чем на другой. Здесь отсутствует голая правильность, но имеется закономерность, многообразные виды которой определяют формы высших живых организмов.
Закономерность является здесь тем субстанциальным началом, которое устанавливает различия и их единство. Однако, будучи абстрактной, она только господствует и не позволяет индивидуальности свободно проявлять себя каким бы то ни было образом. Да и сама она еще лишена высшей свободы, характеризующей субъективность, и не в состоянии открыть нам свойственные последней одушевление и идеальность.
Выше простой закономерности на этой ступени стоит
Гармония представляет собой соотношение качественных различий, взятых в их совокупности и вытекающих из сущности самой вещи. Это соотношение отказывается от равенства и повторения и выходит за пределы закономерности, которая еще содержит в себе момент единообразия. Вместе с тем качественные различия обнаруживаются не только как различия в их противоположности и противоречии, по и как согласующееся единство, которое выявляет все принадлежащие ему моменты как находящиеся в едином внутри себя целом.
Эта согласованность и есть гармония. Она состоит в совокупности существенных аспектов и разрешении голого противоположения их друг другу, благодаря чему их сопринадлежность и внутренняя связь проявляются как их единство. В этом смысле говорят о гармонии формы, цветов, звуков и т. д. Например, синее, желтое, зеленое и красное представляют собой необходимые цветовые различия, проистекающие из сущности самого цвета. Здесь мы имеем не просто неодинаковые различия, соединяющиеся по определенному правилу во внешнее единство, как в симметрии, а прямые противоположности, например желтое ж синее, их нейтрализацию и конкретное тождество. Красота их гармонии заключается в устранении резких различий и противоположности между ними, которых следует избегать. Согласованность обнаруживается в самих различиях, так как цвет не односторонен, а представляет собой существенную целостность.
Требование этой целостности может идти очень далеко. Как говорит Гёте, глаз, даже имея объектом своего восприятия только один цвет, субъективно видит также и другие. В области музыкальных звуков тоника, медианта и доминанта образуют такие существенные звуковые различия, которые согласуются в едином целом. Так же обстоит дело с гармонией фигур, их положением, покоем, движением и т. д. Никакое различие не должно выступать здесь односторонне и самостоятельно, потому что этим разрушается их согласованное единство.
Но гармония как таковая еще не является свободной идеальной субъективностью и душой. В последней единство заключено не в простом взаимном дополнении, связи и согласованности, а в отрицательном полагании различии, и только благодаря этому осуществляется их идеальное, духовное единство. Гармония не приводит к такой идеальности, тогда как все мелодическое, хотя оно и имеет своей основой гармонию, обладает внутри себя более высокой и свободной субъективностью и выражает ее. Одна лишь гармония не выражает ни субъективного одушевления как такового, ни духовности, хотя со стороны абстрактной формы гармония является высшей ступенью и уже приближается к свободной субъективности.
Таково первое определение абстрактного единства, как оно обнаруживается в разновидностях абстрактной формы.