Тот факт, что уровень преступности одинаково продолжал расти как во времена рецессии, так и в период процветания, опровергал утверждение о том, что нищета объясняла – или даже оправдывала – преступное поведение. Противоположное утверждение могло бы быть справедливым: процветание давало больше возможностей для воровства. В любом случае рост уровня насилия и опасный уровень молодежной преступности имели свои корни глубоко в обществе.
В последние два или три года на своем посту я все больше убеждалась в том, что мы можем добраться до корней преступности и многих других вещей, сосредоточившись на укреплении традиционной семьи. Статистика могла поведать отдельную историю. Один из четверых детей рождался от неженатых родителей. Как минимум один ребенок из пяти сталкивался с разводом своих родителей прежде, чем достигнуть шестнадцати лет. Разумеется, распад семьи и родитель-одиночка не были неизбежным залогом вовлеченности в детскую преступность. Но все свидетельства указывали на распад семьи как отправную точку для возникновения различных социальных проблем, среди которых возникновение проблем с полицией было лишь одной. У мальчиков, которым недостает отцовской опеки, гораздо больше шансов столкнуться с самыми различными социальными проблемами. У родителей-одиночек гораздо больше вероятности оказаться в нищете и в плохом жилье. Развод может травмировать детей сильнее, чем они это осознают. У детей из нестабильных семей с большей вероятностью могут возникнуть проблемы с обучением. У них больше риск домашнего насилия со стороны мужчины, не являющегося их отцом. Повышена также и вероятность того, что они сбегут в город, пополнив ряды юных бездомных и став жертвой всевозможных напастей.
Самым важным и сложным аспектом из всех вещей, которые нам необходимо было сделать, было решение проблемы позитивных сторон безответственного поведения. Молодые девушки стремились забеременеть, поскольку это давало им муниципальную квартиру и деньги от государства. Мои советники и я обдумывали, есть ли способ предоставлять менее привлекательное – но при этом более безопасное и контролируемое – жилье для этих молодых людей. Точно так же помощь требовалась молодым людям, которые убегали из дома. Но я решительно отвергала утверждение о том, что бедность была основной причиной, нежели последствием их положения, и считала, что добровольные организации могли предоставить не только комнаты в хостелах (зачастую списанных из жилого фонда), но и дружбу с опекой такого рода, на которые государство не было способно.
На стыке этики и политики мы искали те пути к благополучию, которые означали бы отказ от иждивенчества и заставляли бы полагаться на себя. В этом могут помочь принципы работы добровольных организаций, включая религиозные и благотворительные, вроде Армии спасения, особенно в самом трудном пункте – формировании внутреннего стимула, подталкивающего к достойному и ответственному поведению.
Но наши попытки переосмысления благополучия в соответствии с этими линиями столкнулись с рядом возражений. Часть из них была сугубо практического свойства, и нам приходилось с ними считаться.
Другие лежали глубоко в основе суждения о том, что не государство должно проводить нравственные разграничения в своей социальной политике.
Несмотря на все сложности, к тому моменту, как я покинула свой пост, мы с моими советниками собирали набор мер для укрепления традиционной семьи, распад которой был распространенным источником множества бед. Мы не испытывали ни малейшей иллюзии на счет того, что результаты всех мер будут более чем незначительными. В некотором смысле другими я их и не рассчитывала увидеть. Поскольку в то время как стабильность семьи является залогом порядка и экономического прогресса, независимость семьи – также важный признак авторитета государства. Это те ограничения, за которые семейной политике заходить не стоит.
Я считала, что, если это возможно, прямая помощь должна исходить от кого-то, кто не является профессиональным работником социальной сферы. Разумеется, профессионалы играют жизненно важную роль в большинстве тяжелых случаев – например, тех случаях, когда нужен доступ в дом для предотвращения трагедии. Однако в последние годы некоторые социальные работники переоценивали свои навыки и усиливали свою роль, фактически подменяя собой родителей без достаточных на то причин.
Мне также были отвратительны случаи, когда мужчины становились отцами, а после уходили из семьи, оставляя мать – и налогоплательщика – наедине со счетом за свою безответственность и обрекая ребенка на низкий уровень жизни. Поэтому – вопреки серьезному сопротивлению со стороны Тони Ньютона, секретаря по социальной безопасности, и лорд-канцлера департамента – я настояла на создании нового агентства по поддержке несовершеннолетних, а также на том, чтобы затраты на содержание основывались не только на стоимости воспитания ребенка, но и на праве ребенка разделять растущие стандарты жизни родителей. Это легло в основу акта о поддержке несовершеннолетних от 1991 года.
Что касалось самих разводов, я не была согласна с тем, что нам нужно следовать рекомендации законодательной комиссии от 1990 года о том, что это должен быть лишь «процесс», в котором «провал» не был проблемой. В некоторых случаях – например, когда имело место насилие – я считала, что развод не только позволителен, но и неизбежен. Однако я также твердо была уверена, что, если вся остаточная юридическая вина будет вычеркнута из семейного распада, разводы станут более распространенным явлением.
Вопрос о налоговой и социальной поддержке семей с детьми был очень болезненным, и даже во время моего ухода с поста мы с советниками уделяли ему большое внимание. Мне пришлось преодолевать огромный соблазн, состоящий в том, чтобы предоставить налоговые послабления или субсидии по уходу за ребенком.
Это, разумеется, переместило бы акцент проблемы на способы мотивировать мать не оставаться дома. Я считала, что возможно – как это было в моем личном случае – создать благополучную семью, продолжая работать, пока есть стремление организовать свое время и пока есть кто-то, немного помогающий в этом.
Но при этом я не считала справедливым предоставлять налоговые послабления работающим матерям, имеющим два источника дохода, за счет матерей, которые остались воспитывать детей дома и жили за счет одного источника дохода.
Меня всегда удивляло, что феминистки, столь чувствительные к мужскому покровительству, но абсолютно не чувствующие покровительства со стороны государства, не могли этого понять.
В более широком смысле существовал вопрос о том, как вести себя по отношению к детям в рамках системы налогообложения и выплаты пособий. С одной стороны, были «либертарианцы», которые считали, что дети не заслуживают большего рассмотрения в рамках системы налогообложения и выплаты пособий, чем товары с долгим сроком хранения. На другом краю были сторонники полноценной «наталистской политики» для увеличения уровня рождаемости. Я отвергала обе точки зрения. Но я принимала устоявшуюся идею того, что выплачиваемые кем-то налоги должны учитывать его семейные обязанности. Это была важная отправная точка в принятии решения о том, что предпринять в области пособий для несовершеннолетних. Эта сумма выплачивалась – не облагаясь налогом – многим семьям, имевшим такой доход, что им она была не особенно нужна, и это было очень дорого. Но она была введена частично как эквивалент сокращения детского налога (ныне ликвидированного), поэтому возникли основанные на справедливости споры о том, что реальную стоимость следует сохранить. В качестве компромисса осенью 1990 года мы все же решили поднять сумму за первого ребенка, но не за всех остальных. Я бы предпочла вернуться к прежней системе налоговых сокращений, которая мне казалась справедливее, яснее и – как итоге – предельно популярной. Но финансовые пуристы в казне продолжали яростно бороться против меня в этом вопросе и в те дни, когда я покидала Даунинг-стрит.
Все, что может сделать семейная политика, – это создать условия, заставляющие семьи держаться вместе и достойно обеспечивать своих детей. Но от семьи зависит такое множество процессов, происходящих в обществе, что лишь самый близорукий либертарианец сочтет, что она не должна входить в кругозор государства. Я, со своей стороны, считала, что государство за долгие годы нанесло столько вреда, что не следует упускать возможность провести хотя бы некоторые исправления.
Источник: М. Тэтчер. Автобиография. – М.: АСТ, 2014. – Глава 33. Не столько программа, сколько образ жизни.
Общество несовершенно. Оно тонет в проблемах и противоречиях: от безработицы и дискриминации до кризиса общечеловеческих идей. Решения этих проблем мы называем социальными инновациями. Однако, сегодня не существует технологии, которая бы генерировала эти решения не стихийно, а под задачу.
НАПРАВЛЕНИЯ РАБОТЫ ПРОЕКТА «АПОРОН»
➜ Сбор прецедентов: откуда возникают социальные проблемы и каким образом они решаются? Исторические примеры и современные кейсы.
➜ Обобщение прецедентов и создание технологий, позволяющих социальным активистом разрешать актуальные противоречия.
➜ Создание площадки, на который специалисты в области социальных инноваций смогут обмениваться практическим опытом.
Концентрированная книга издательства LIVREZON складывается из сотен и тысяч проанализированных источников литературы и масс-медиа. Авторы скрупулёзно изучают книги, статьи, видео, интервью и делятся полезными материалами, формируя коллективную Базу знаний.
Пример – это фактурная единица информации: небанальное воспроизводимое преобразование, которое используется в исследовании. Увы, найти его непросто. С 2017 года наш Клуб авторов собрал более 80 тысяч примеров. Часть из них мы ежедневно публикуем здесь.
Каждый фрагмент Базы знаний относится к одной или нескольким категориям и обладает точной ссылкой на первоисточник. Продолжите читать материалы по теме или найдите книгу, чтобы изучить её самостоятельно.
📎 База знаний издательства LIVREZON – только полезные материалы.