Количество информации, необходимое переводчику, гораздо больше по объему и гораздо разнообразнее, чем его можно получить из большинства существующих словарей, толковых, энциклопедических и двуязычных. [...]
…кроме словарей и других пособий, к «инструментарию» переводчика следует причислить и широкий круг всевозможных специалистов во всевозможных областях человеческого знания и умения. У них он мог бы спросить, попросить объяснить то, чего сам не может доискаться ни в каких словарях и пособиях. [...]
— Алло, алло! Зоопарк? Можете мне сказать, что делает верблюд?
— Вы что, с ума спятили или шутить вздумали? Мы здесь работаем...
— Погодите, не кладите трубку... Простите... Видите ли, я переводчик...
— Ну так что? Некогда нам... время дорого...
— Нет, простите. Мне нужна справка, маленькая справочка... в связи с переводом... Видите ли, корова мычит, лошадь ржет, собака лает или рычит, а что делает верблюд?
— Ах, вот в чем дело! Так бы и сказали. Верблюд... верблюд...
Такой приблизительно разговор вел я не помню уж сколько лет тому назад, и после первого недоразумения со мной были исключительно любезны: мне приходилось впоследствии несколько раз заходить к разным сотрудникам зоопарка, и меня всегда встречали радушно и уделяли время на выяснение всех моих нередко и в самом деле глупых вопросов...
Видный профессор, академик, терпеливо, в течение четверти часа объяснял мне по телефону, как выделяется яд у пчел, описывая до мельчайших подробностей пчелиную анатомию. Описывал со смаком! Ему явно нравилось, что его наука оказалась вдруг необходимой в связи с переводом обыкновенной книги для чтения. И, конечно, объяснил он мне гораздо больше, чем было необходимо.
Как-то я переводил короткий, непретенциозный рассказ с русского («Над рекой береза» Ольги Марковой). Главная героиня рассказа работает на экскаваторе, в котором я ничего не смыслю. Разумеется, в словарях можно найти перевод тех или иных названий деталей, но рабочего жаргона, профессионализмов там нет — что и как сказала бы она, эта героиня по-болгарски, в процессе своей работы. Приложил я палец ко лбу и задумался, где идут сейчас большие стройки? Сел на трамвай, доехал до места, увидел работающий экскаватор пошел через разрытое поле, замахал руками.
Экскаваторщик остановил машину, ругнул меня крепким словцом, а я объяснил, что вот, мол, перевожу рассказ об экскаваторщике, как он, и так далее. Губы его растянулись в улыбку, он пригласил меня к себе в кабину, и мы принялись проверять «сырой» перевод. Через четверть часа я благодарил его, а он — меня, причем попросил сообщить ему, в каком журнале выйдет «наш» перевод.
А был еще такой случай. Переводил я с английского несколько новелл из книги Вики Баум «Плачущее дерево» (Vicky Baum. "The Weeping Tree"). В одной из них довольно обстоятельно описан процесс производства автомобильных покрышек. А жил я в то время в сравнительно небольшом, хотя и старейшем и красивейшем городе нашей страны — древней столице Велико-Тырново. У кого же справиться? И вспомнилось мне, что я видел на окраине маленькую фабричку резиновых изделий. Что ж — попытка не пытка, спрос не беда. Пошел, постучался к директору: так и так, помогите! А он говорит, что и сам ничего в этом не смыслит, но есть у него рабочие, которые в прошлом, кажется, работали на единственной тогда в Болгарии фабрике автомобильных камер и покрышек. И вот в обеденный перерыв он пригласил на вольное «производственное совещание» четырех рабочих, объяснив им, в чем дело. Пришло человек десять, если не больше, уселись прямо на пол — дело было летом — и я принялся переводить места из книги, где описывалась выработка покрышек. Рабочие наперебой подсказывали правильные слова и целые выражения, а я записывал. Через неделю я пришел снова уже с готовым переводом. Меня встретили как старого друга, собралось еще больше «публики», и мы сообща положили, выражаясь несколько высокопарно, "the final touch" — тот последний штрих, которым художник дает жизнь законченной картине...
Кстати о художниках: когда я переводил «Муки и радости» Ирвинга Стоуна, мне нужно было увидеть, как работает скульптор, узнать болгарские названия его инструментов и т. д. Я зашел в ателье знакомого скульптора и застал там в уютном уголке целую компанию за чашкой кофе. Мои вопросы вызвали всеобщий живой интерес; пошли рассуждения, объяснения, споры. Вместо предполагаемых пятнадцати минут на визит у меня ушло добрых два часа, но крайне интересных, приятных, — и, выпив чашку турецкого кофе, я ушел обладателем всей необходимой мне информации.
Да почти в каждой книге найдется много такого, чего, к примеру, в кулинарии даже и поваренная книга разрешить не может. Выходит так, что вместо этой самой поваренной книги лучше обратиться к повару или даже к самой заурядной стряпухе! [...] Важно другое: со мной ни разу не случалось так, чтобы кто-нибудь отказал в помощи, — все, от академика до простого землекопа, принимались самым добросовестным образом объяснять.
Но тут появлялась другая беда. Зачастую все они от рабочего до инженера или врача, объясняют не всегда так, как это нужно переводчику, — в другом плане, в другом тоне, другим лексическим пластом. И приходилось (и еще приходится), причем далеко не всегда успешно, направлять эти объяснения наводящими вопросами, или прямо подводить тем или иным способом специалиста к тому ключу, в каком тебе это нужно.