Как-то при мне сотрудник редакции, всем видом демонстрируя изнеможение, опустил телефонную трубку и произнес: «Надо же! Сорок строк заметка, а этот старик замучил меня, хочет посмотреть окончательный вариант». Единомышленника этот журналист во мне не нашел. «У него же есть на то авторское право», — сказала я. «А где оно записано, это право?» — последовал вопрос. Действительно, где?
Бывало, что меня публиковали, не поправив ни единого слова, и тем не менее приглашали прочесть и подписать гранки. Случалось, подписывала гранки, но, несмотря на это, вышедший номер приносил мне огорчение, так как даже небольшой «хвост» и вызванные им сокращения, правка, которые проделывала чужая, невнимательная и видимо, не слишком-то квалифицированная рука, привносили в публикацию нелепость, ошибку, совершенно несвойственные автору обороты и слова. Был и такой печальный казус: «экстренно» напечатали, не оповестив автора, обрубок материала да еще полагали, что меня обрадует такой быстрый выход на полосу.
Словом, вариантов много. А хотелось бы, чтобы был единственный. Заметьте, я написала «хотелось бы», хотя первоначально рука вывела категоричное «должен быть». Почему так — поясню несколько позже.
Итак, идеальный вариант: все изменения, сокращения с автором согласованы, им приняты. Свидетельство тому — авторская подпись в гранках. Если на полосе или в верстке потребуются еще какие-то поправки, опять-таки своевременно оповещается автор, получает возможность сам участвовать в работе, еще раз подписывает материал. Кто, как не автор, знаком с реалиями, которые взялся описывать? Кто, как не он, знает тонкости положения на месте, нюансы разговоров с людьми при сборе материала и т.д. и т.п.? И как легко неряшливой, самонадеянной правкой сместить акценты, допустить бестактность, ошибку!
Надеюсь, никто не заподозрит меня в недооценке роли редактора. Напротив, именно чрезвычайная важность ее говорит о необходимости совершенствовать отношения в этом союзе: автор — редактор. Здесь есть свои проблемы: скажем, недостаточная квалификация автора или вкусовщина редактора и т. д. Критерии тут не всегда уловимы, позиции чрезвычайно разнообразны, они требуют согласования, в результате которого были бы сняты все взаимные претензии. Помимо всего прочего, редактор — доверенное лицо автора в редакции. Автор обращается в издание не за подаянием, он представляет результат своего труда и вправе рассчитывать на корректное к себе отношение.
Кто-то возразит: и без того с полосами «запарка», «замот», «напряженка». Неприятны мне люди с такой лексикой, не внушают доверия. Газета не только творчество, но и производство. Это нам известно. Но отнюдь не производство по перемалыванию авторских костей. Конечный продукт — качественная информация. А гарантировано ли качество при распространившейся практике взаимоотношений с авторами?
Не называю конкретные издания и конкретных сотрудников редакций, потому что им несть числа. Разговорилась на эту тему с коллегами, и полился нескончаемый поток горьких воспоминаний. Часто приходится слышать и сетования вернувшихся с практики студентов: там не считали нужным ставить их в известность о метаморфозах, которые претерпевал материал. Но больше всего я забеспокоилась, когда одна моя одаренная студентка после нескольких травм такого рода стала сомневаться, правильно ли выбрала профессию, сможет ли выдерживать такой произвол.
Любой журналист трудно переносит правку и сокращение своих собственных материалов. Почему же он так быстро забывает эти муки, когда выступает в роли редактора по отношению к собрату по перу? Откуда появляются эта черствость, эта самонадеянная уверенность, что уж его-то правка справедлива и непогрешима и согласовывать тут нечего?
Можно увлечься теорией журналистики и предаться рассуждениям о том, какими должны быть взаимоотношения редактора и автора. Но, может быть, больше убедит такой вот лаконичный ответ на экзамене по курсу «Введение в журналистику». Студент приехал в Москву с Кавказа, это была его первая сессия, и он еще не очень-то свободно говорил по-русски. Речь шла о профессиональной этике. На вопрос профессора, почему, нашедши пачку писем, нельзя предать их публикации без согласия автора или владельца, мальчик, минуя все рифы теоретических рассуждений, сказал горячо, его акцент придавал особый колорит и обаяние эпизоду: «Совесть иметь надо!»
Так и в нашем случае. Стоит ли ломать теоретические копья, когда, казалось бы, и без того должно быть ясно: если под публикацией стоит подпись, значит, она стоит под каждым словом этой публикации. Почти тавтология, не правда ли?
Некоторое время назад я впервые подготовила материал для «Правды». Его при мне прочли и сказали, что представят к публикации. Наученная опытом, я сочла необходимым оговорить свое право прочесть текст в окончательной редакции и приготовилась объяснять, почему бы хотела это сделать. Но увидела понимающую улыбку и услышала в ответ: «В «Правде» такое правило: каждый материал мы даем автору в гранках на подпись».
Почему иногда воспринимается как недоверие автора к редактору, как нескромность и т. п. его стремление целиком отвечать за свою работу, не обидеть понапрасну тех, о ком пишешь, не дискредитировать проблему, издание и свое собственное имя? Да, есть имена более известные, есть менее известные. Но для каждого автора его имя — это его имя, и произвольно обращаться с его рукописью недопустимо. На то и авторское право. Но вот мы и вернулись на круги своя. Где оно зафиксировано, это журналистское авторское право?
Считается, что оно есть. Скрупулезно просмотрела книгу «Авторское право. Сборник нормативных актов», выпущенную издательством «Юридическая литература» в 1985 году. Меня интересовало право журналиста знакомиться с результатами правки на этапах прохождения его материала в редакции, в частности, подписывать свой материал в гранках и на полосе. Статья 96 «Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик» гласит: «Авторское право распространяется на произведения науки, литературы или искусства...»
В статье 98 записано: «Автору принадлежит право... на неприкосновенность произведения». В «Типовом издательском договоре на литературные произведения» можно прочесть: «Издательство обязуется не вносить без согласия автора какие бы то ни было изменения...» В «Типовом положении о подготовке текстовых оригиналов непериодических изданий к выпуску» читаем: «Редактирование— многоаспектный процесс совместной творческой работы ведущего редактора с автором... В процессе редактирования ведущий редактор обязан внимательно относиться к творческой индивидуальности автора». Положение гарантирует также «подписание автором издательского оригинала в набор».
Слово «журналистика» в этих документах не встречается. Если проводить журналистику по «литературному ведомству», то сразу становится очевидным ряд несоответствий, сразу же обнаруживается, что вследствие такой юридической неразграниченности журналистское авторское право во всей его полноте и специфике оказывается необеспеченным. Интересующие нас нормы авторского права сложились в нашей профессиональной среде в значительной степени стихийно, отчасти по аналогии с литературной деятельностью, отчасти на основе неписаных правил, логично вытекающих из принципов и опыта советской журналистики. Нормы эти «незаконны» и, в сущности, обеспечиваются лишь этикой и традициями газетной практики. Не потому ли им следуют не все и не всегда, что в юридической форме они не зафиксированы? Но, главное, не потому ли эти правила сплошь и рядом нарушаются, что их «литературное происхождение» не соответствует специфике журналистской деятельности?
Хотя я и была очарована тем, что услышала в «Правде», все-таки понимаю: право на подпись в гранках и тем более в полосе практически может распространяться на живущих в городе, где издается газета, и на авторов крупных, объемных материалов, загодя планируемых в номер. Представьте номер ежедневной газеты, где все публикации вплоть до каждой маленькой заметки и читательского письма заверены авторами в гранках и на полосе. Да такой номер попросту никогда не увидит света, потому что выпускать его через неделю после положенной даты не будет смысла.
Есть и еще одна трудность. Говорить об авторском праве только для журналистов-профессионалов — справедливо ли? Если закон, то, разумеется, он един для всех авторов, независимо от того, есть у них редакционное удостоверение или нет. Ведь основная юридическая характеристика понятия «право» — общеобязательность. Но представьте, как осложнится в итоге, скажем, работа с письмами читателей. Из десяти страниц письма, допустим, девять газете не нужны, а одна необходима, но автор против. Или вы что-то из его слов процитировали, а вас к ответу: не согласовал!
Желанный идеальный вариант с авторскими подписями в гранках и на полосе (в журнальной верстке, перед эфиром и т. п), за который я ратовала вначале, предпочтителен, но не всегда выполним и, значит, не может стать законом в журналистской практике. Возводить невыполнимое в норму — плодить служебный цинизм, превращать саму норму в насмешку. И потому даже тогда, когда ее можно соблюсти, к ней относятся небрежно, так как знают множество случаев, когда ее не соблюдали — и ничего не происходило, даже порицания не следовало.
Как же быть? То, что авторское право в журналистике входит в столкновение с правом редактора, очевидно. Закон призван их согласовать. Учитывая специфик журналистики, сделать это непросто.
Что касается права на редактирование, сокращение, обработку без ведома автора, то обычно руководствуются принципом: нельзя искажать смысл. Но всегда ли смысл видится и автором, и редактором одинаково?
И тем более обостряется ситуация, если придерживаться взгляда на журналистику как на профессию творческую, когда столь важно и для автора, и для читателя — как написан материал, каковы журналистский ход, выразительные средства, стиль, то есть все, что составляет авторскую индивидуальность. Но и ущемлять права редактора неразумно. Ведь на практике все-таки преобладают случаи, когда правка, даже не согласованная с автором, оказывается необходимой и полезной. Читателю-то все равно, какие там у редакции отношения с авторами, у него свое право — на хороший конечный результат. Как учесть и отразить все это в журналистском авторском праве? Признаться, очень хотелось бы знать ответ на этот вопрос. Но я не знаю. Давайте вместе обобщать реальный газетный опыт.
Пока же хочу предложить такое небольшое нововведение. Думается, оно будет работать. Если автор, предоставляя материал редакции, категорически настаивает на том, чтобы без его подписи в гранках или на полосе он не пошел, то в оригинале перед своей росписью он должен поставить помету, означающую это требование. Это должна быть профессионально признанная и узаконенная в редакционном обиходе помета, за невнимание к которой сотрудник и редакция будут отвечать по закону.
При всем уважении к универсальности правовых норм думается, что дифференциация в данном случае целесообразна: если автор не настаивает на праве подписи в гранках, это его дело, но если настаивает — пусть это право будет соблюдено или, если соблюсти его практически невозможно, пусть материал не увидит света. Мне кажется, такой порядок заставит и авторов, и редакторов относиться к написанному намного ответственнее.
Важно, чтобы такая помета воспринималась совершенно естественно, так же, как подпись под материалом, а не как некий неожиданный авторский «выверт», претензия, которой можно и пренебречь. То, что сейчас во многих редакциях фактически сведено на уровень любезности, будет таким образом поднято на должный уровень права. Однако, повторяю, это частность. Хотелось бы знать мнение коллег, как в целом решить вопрос об авторском праве в журналистике, как на законном основании приучить редакторов следовать принципу «не повреди».