Какие же качества делают бестселлеры привлекательными для широких кругов читателей, какая литературно-интерпретационная работа происходит в сознании читателя?
Вопросы массовой культуры, в частности литературы, и их восприятие тесно связаны с самим понятием массы, в толковании которого современными исследователями, японскими и западными, существуют разночтения, варианты и противоречия. В главе «Психология масс. Методика исследования» Цудзимура Акира задался вопросом, что такое массы, что такое психология масс и как она влияет на литературное творчество через механизм выбора бестселлеров. Ученый анализирует структуру массового сознания в современном мире и как оно соотносится с индивидуальным сознанием. Автор книги предпринимает изучение индивидуального сознания на глубинном уровне, применяя сложную систему тестов, выявляя литературные и общекультурные вкусы, отношение к газетам, журналам, общественному мнению и т. д. Психология индивидуумов понимается им как реакция на противоречия и сложности жизни, как выработка методов для регулирования разногласий, причем эти методы создаются индивидуально, но в контексте национального мировоззрения, национальной культуры и литературы, имеющей традиционно важное значение в жизни японцев.
При изучении психологических процессов исследователь сталкивается с разнообразными вопросами взаимоотношений внутри социальных профессиональных групп, классов. Объединение индивидуальностей в массу происходит опосредованно, через группы, и психология социума в условиях специфически «контекстуального» японского мышления тоже должна быть учтена при анализе литературных оценок.
Ученый представляет себе это следующим образом:
|------------------------------МАССЫ------------------------------|
ГРУППЫ | ГРУППЫ
|--------------------ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ---------------------|
При объединении индивидуальностей (дзико) в группы (сю-дан) происходит некоторая деперсонализация, т. е. наступает состояние отчужденности от самого себя, как бы потеря чувства собственной личности. На следующем уровне— объединения групп в массы (тайсю) — степень деперсонализации еще более повышается за счет потери некоторых индивидуальных черт и приобретения новых, чисто массовых. Индивидуальные литературные вкусы и пристрастия могут быть поглощены массовыми склонностями, которые более устойчивы, анонимны и носят всеобщий характер. Для полного понимания психологии индивидуумов необходим исторический подход, т. е. изучение психологии на фоне хода истории.
Отношения «индивидуум — группа» в Японии, по единодушному мнению ученых, отличаются от западных. Для японца группа, ее вкусы, интересы необычайно важны, у него четко выражено стремление «быть как все»; группа в большей степени, чем на Западе, влияет на поведение и мировоззрение японцев. Японцы проявляют неординарное единодушие в выборе «лучших книг года».
В работе известного специалиста по вопросам этнопсихологии Мияги Отоя «Характер японцев» отмечено, что сфера общения, например, японских земледельцев была очень ограниченна и это обусловило формирование у них «локального характера» (сознание «моя деревня»), за пределы которого современный японец и сейчас не в состоянии вырваться. Зато внутри группы взаимопонимание было полным — Мияги Отоя называет его «молчаливой коммуникацией». Тесные групповые и близкородственные связи помешали, по мнению многих ученых, формированию независимой личности; в японцах побеждало стремление «быть как все» (в пределах группы). Литературные вкусы группы, таким образом, превалируют над индивидуальными, а при объединении групп в массы эти вкусы поднимаются еще на одну ступень нивелирования и отдаления от скрытых индивидуальных пристрастий. По мере объединения во все более крупные образования уровень литературного вкуса падает по сравнению с индивидуальным, однако он очень точно отражает процессы, происходящие в группах. Коммуникативная психология на уровне «индивидуум — группа— масса» и есть, по сути дела, массовая психология. В то же время в каждом отдельном случае феномен массовой психологии требует дифференцированного подхода.
Термин «массы» носит тройственный характер, содержит внутреннее противоречие: массы может означать «народ» (минею) с положительным оттенком, «тайею» — собственно массы (с нейтральным оттенком) или в случае «толпа» (гун) — с отрицательным. На разнородность этих терминов, имеющих международный характер, повлияла политика. Сложность категории mass phenomena, выдвинутой в 40—50-е годы известными психологами и социологами Р. Брауном, Л. Вайсом, X. Блюмером, принуждает Цудзимура Акира дифференцировать типы коллективов по следующим параметрам: размеры (комната, зал, необозримо большое количество), степень «конгрегации» (т. е. общности интересов), поляризации (т. е. имеется в виду характеристика физического присутствия в одном месте), а также идентификация (характер взаимоотношений группы и индивидуумов, степень отождествления последнего с группой). Цудзимура Акира анализирует группы с точки зрения, во-первых, интерпретации событий и явлений членами сообществ и, во-вторых, интенсивности процессов коммуникации внутри группы, и привлекает для анализа самые различные сообщества людей: читатели одной и той же книги, семья, зрители на сеансе в кино и т. д. В группе японец чувствует себя увереннее, чем в одиночестве, его «вписанность» в традицию органичнее, литературные вкусы устойчивее; группа сама формирует склонность к тем или иным литературным формам, жанрам, темам, а в конечном итоге определяет культурные и психологические черты характера. Многими исследователями отмечалось неумение и нежелание японцев принимать индивидуальные решения, полагаясь в этом главным образом на суждение группы.
Говоря о читателе, исследователи создают определенный его образ — образ «идеального или информированного читателя», являющегося компетентным носителем языка, в совершенстве владеющего семантическим знанием лексических рядов, символики, ассоциаций, идиом и т. д., обладающего литературным вкусом. Автор, создавая литературный текст, рассчитывает именно на такого читателя, однако может быть бесконечное число отступлений от образа «идеального читателя», причем и сам этот образ претерпевает с годами существенную эволюцию: читателю предъявляются все новые требования. Возможен случай, когда писатель представляет себе искаженный образ читателя и протестует против произвола читательского вкуса, не имеющего объективного обоснования, а лишь субъективистские пристрастия. Восприятие и суждения отдельного человека вместе с тем формируются автоматически в ответ на заложенные в тексте знаковые системы: сюжет, образы, метафоры, мораль, художественные достоинства и многое другое — это лишь производная от комплекса взглядов социальной или иной группы, к которой он принадлежит. В связи с этим возникло и понятие сверхчитателя, отдельного индивидуума, лишенного субъективности, прямо выражающего литературное мнение группы, — это некий общий собирательный образ, возможно и появление так называемого «метачитателя» —таким в истории японской литературы был Масаока Сики, увидевший в угасающих в эпоху Мэйдзи классических жанрах поэзии (танка и хайку) то, чего не видели в них другие, заново прочитавший произведения этих жанров в целом и возродивший их.
В статье «Японская культура и коммуникация» Цудзимура Акира поднимает тему «Взаимное согласие и массовая коммуникация» и, опираясь на мнение известных ученых Востока и Запада, исследователей современной культуры (Р. Бенедикт, Аида Юдзи, Судзуки Сюдзи, Г. Кларка и др.), пишет, что в основе сознания японца лежит не логика, а интуиция, ему свойствен не логический, а интуитивный способ познания мира, причем интуиция понимается как непосредственное восприятие без сознательного рассуждения, что легко проследить на примере классической и современной японской литературы, в которой интуитивному способу восприятия отводится необычайно большая роль. Многие художественные приемы понуждают читателя продолжать текст за его рамки, додумывать, воображать, создавать новую, внетекстовую реальность (игра слов, ассоциативный подтекст, ёдзё — букв, «избыточное чувство», какэкотоба — прием, основанный на высокой^ степени омонимии японского языка, и многое другое). Выдающийся японский писатель Танидзаки Дзюнъитиро говорит устами одного из своих героев (в романе «Некоторые любят насекомых» — «Тадэ куу муси», 1928—1929): «Не лучше ли намекнуть на события, чем говорить о них прямо». В японской эстетике велико стремление к намеку, по ее законам туманная луна прекрасней яркой, неясный силуэт женщины или даже ее почерк говорят об этой женщине больше, чем ее самый точный портрет. Пристрастие писателей к кажущейся неясности, туманности ныне расшифровывается как стремление к смысловой многозначности, многослойности, свойственной XX в. Система намеков, в которой японский читатель, хорошо знакомый с культурным контекстом эпохи, свободно ориентируется, порождает разнообразные интерпретации текста, индивидуальные, групповые, массовые. Эта существенная часть классического искусства была воспринята современными литераторами, театральными деятелями и т. д., как традиционалистами, так и новаторами.
Интерпретирующая деятельность группы, связующая индивидуумы и массы, представляется исследователю наиболее плодотворной для изучения при помощи сложных перекрещивающихся текстов. Сложность выделения группы состоит, например, в том, что японцы часто трактуют понятие группы расширительно: группа — это может быть семья, колледж, фирма, страна. При перенесении «научного внимания» с собственно текстов на форму их восприятия Цудзимура Акира, например, обращается к изучению влияния на интерпретацию литературы общественного мнения и газет, в частности на существующий разрыв между газетами и общественным мнением в оценке произведений искусства.
Изучение психологии общества, массы, группы должно проходить с учетом влияния на эту психологию произведений искусства, главным образом литературы. Массы состоят из множества безымянных индивидуумов, бесчисленное множество людей поглощают разнообразную «культурную информацию»: читают газеты и журналы, а из литературных произведений—преимущественно бестселлеры, смотрят и слушают теле- и радиодрамы, воспринимают одни и те же образы, однако «отправители» образов часто не знают реакции «получателей культурной информации»; смыслы этих текстов далеко выходят за пределы того, что имел в виду их создатель, или вообще изменяются, т. е. возможные варианты интерпретаций скрыты от адресантов. Существует несколько участников создания литературного текста; между рассказчиком, героями произведения и воспринимающей массой устанавливается взаимодействие, направленное и в сторону читателя, и в сторону автора, причем интерпретация может быть самой неожиданной, а с течением времени стать и непредсказуемой. Текст как бы содержит в себе несколько интерпретаторских возможностей, некоторые из них не учитываются и самим автором; перед читателем встает проблема выбора информации, почерпнутой из литературных произведений, и ее обработки в связи с психологическими, социальными и прочими особенностями индивидуума. В процессе рецепции и интерпретации в поле зрения оказывается общественное мнение, мнение группы, связь с предшествующей традицией, когда смысл того или иного действия или явления предвосхищается читателем, а иногда и некоторая идентификация читателя с героями произведений (особенно теледрам) и т. д. Социологи Г. Горер и Д. Херинг, чьи исследования издавались в Японии, считали, что отдельный член сообщества или группы может и не подчиняться этому сообществу и в качестве, например, временного члена группы не играть в ней существенной роли. Характерные черты массы, стихийно выбирающей наиболее адекватные ее нынешнему состоянию книги, бестселлеры, — это 1) множественность, 2) анонимность, 3) недостаточность взаимодействия между отдельными членами, 4) структурность.
Кэнда Мунэскэ в «Истории японского послевоенного бестселлера» пишет, что следует различать массы (тайсю), публику и общественность (коею); в последнем сообществе взаимодействие его членов сильнее, цели более резко очерчены, более конкретны. Характер группы колеблется и в зависимости от места в пространстве: на площади — это толпа, в зале — аудитория; в статье анализируется большая по своим размерам группа — читатели бестселлеров. Общественность — это духовное сообщество, объединенное некоей идеей, причем физически оно может быть разъединено, рассредоточено в пространстве. Таким образом, физические параметры понятия коею не учитываются. Коею — это нечто противоположное личностному, индивидуальному (ситэки, кодзинтэки). Массовая культура, литература, так называемые средства массовой коммуникации (масукоми)—телевидение, радио, кино, газеты, бестселлеры — факторы, существенно влияющие на жизнь современных людей, их психологию, причем роль этих факторов возрастает. В таком контексте возникает и «массовый характер» (тайсютэки сэйкаку), формируются массовые отношения (тайсютэки канкэй). Все это породило широко обсуждавшиеся японскими учеными вопросы национального характера, в становлении которого исследователи большую роль отводят литературе, пронизавшей жизнь каждого японца. При этом учитывается, что термин «национальный, или массовый, характер» шире термина «индивидуальный характер». Национальный характер для японцев — это скорее характер группы, запечатленный в индивидууме. Механизм перехода массовых черт в индивидуальные требует специального изучения, но это вопрос будущего.
Многие исследователи считают, что национальный характер — это нечто, не изменяющееся на протяжении длительного времени; психологические особенности составляют определенный постоянный образ (имэдж); напротив, психология масс может подвергаться изменениям на протяжении сравнительно коротких промежутков времени под влиянием политических, социальных и прочих факторов. В Японии национальный характер складывался на протяжении нескольких эпох под значительным влиянием искусства и литературы. Литературу и характер можно представить себе как систему сообщающихся сосудов: литература влияет на национальный характер, но и национальный характер формирует словесность и возможности ее интерпретации. Основы национального характера были заложены уже в средневековье, дальнейшее развитие они получили в эпоху Мэйдзи (1867—1912), когда страна после трехсотлетней изоляции была открыта для западных влияний и европейская литература покорила японцев.
Следует, однако, заметить, что и в произведениях классической литературы, и в сочинениях многих писателей XX в. национальные черты смазаны, в характерах героев скорее проявляются всеобщие человеческие черты либо резко индивидуальные, оригинальные, они-то собственно и составляют для авторов главный объект изучения; национальный характер в значительной степени «растворен» в индивидуальности героя. Массовой же литературе в большей степени свойственно моделирование характеров, ситуаций, причем это моделирование происходит в контексте уже существующих моделей массовой культуры. Из массовых литературных изданий можно «извлечь» серьезную характеристику психологии масс — от обратного, поскольку культурные массовые модели, порожденные сознанием масс, будучи воплощены в художественном произведении, получившем широкое распространение, обретают новый импульс и вновь возвращаются к массам. На материале бестселлеров можно провести классификацию людей, живущих в современном мире, событий, чувств, образа мыслей и многого другого. Такие модели поведения, образа мыслей и даже чувств, в свою очередь, формируют мировоззрение современного японца.
Эти же модели влияют на выбор последующих бестселлеров по типу «обратной связи».
Социологи и психологи разработали систему тестов по выявлению оценок массовым читателем произведений литературы, причем учитывались разнообразные параметры: содержание, стиль, темы. При выборе лучших книг массовый читатель обращает преимущественное внимание на содержание, что отмечалось многими исследователями. Однако учитывается и стиль как способ употребления языка с учетом эстетического кода национальной культуры. Вместе с тем, например, филолог, автор книги «Литература и стиль» Исогай Хидэо понимает стиль и как проявление индивидуальности, отклонение от языковых норм. Ученый ссылается на мнение немецкого лингвиста В. Зандерса, который писал, что стиль — это результат сознательного выбора из имеющихся в распоряжении писателя различных языковых возможностей. Такие возможности в японском языке необычайно широки: стилистические приемы во всем их многообразии были разработаны еще в средневековье, каждый крупный писатель создавал свой индивидуальный языковой и стилевой мир, или же такой мир возникал в пределах одного жанра.
Многие литературные критики полагают, что массовая культура или литература (в особенности теледрама или телероман, один из наиболее популярных массовых жанров) воздействует на внешний, обращенный вовне, сравнительно узкий уровень сознания японцев, тогда как произведения классической литературы, принадлежащие тысячелетней традиции, — на более глубокие и широкие, индивидуальные и закрытые уровни сознания.
Восприятие и интерпретация произведения литературы происходят в некоторой точке, где скрестились система ценностей японской культуры, вырабатывавшаяся на протяжении нескольких веков, а также ценности современной эпохи; определяющим фактором понимания и толкования текста должен в итоге стать индивидуальный вкус читателя, производная от его духовной и социальной жизни, а также жизни его ближайшего окружения. Читатель создает свой мир внутри другого мира — литературного текста. Этот собственный мир и стал предметом упорного научного внимания, однако законы его еще только постигаются.