Пирамида личности полиглота

Сейчас я предлагаю вам, читатель, обратиться к предшествую­щему тексту книги, повествующему о полиглотах, и обобщить ту ин­формацию, которая представляется вам наиболее существенной в плане формирования личности полиглота. А затем структурировать эту информацию в формате иерархической организации личности, вписав то, что вы сочтете важным, на соответствующие уровни, на­чиная с уровня окружения.

Когда человек развивает в себе качества полиглота? Как пра­вило, в юности – в том возрасте, когда формируется личность. Но предпосылки обычно возникают в детстве, хотя процесс изучения новых языков продолжается потом в течение всей жизни.

Где? В многоязыкой среде, особенно если она окружает челове­ка с детства, будь то естественное многоязычие, как у Вамбери или Дженьюлуса или созданное воспитанием, как у Гумбольдта. В си­туации острой необходимости контакта в иноязычной среде – как у Шлимана или в ситуации огромной тяги к той информации, ко­торую ты можешь получить только благодаря другому языку, как в истории Сергея Халипова или Ирины Шубиной, о которой речь пойдет в нашей следующей книге.

Или же толчком может послужить тяга к своим неожидан­но обретенным корням, как это было у московского подростка Вилли Мельникова. Еще в пять лет, увлекшись энтомологией, Вилли с удовольствием запоминал латинские названии насе­комых. Но настоящий перелом произошел в день его тринад­цатилетия, когда родители открыли ему, что его настоящая фа­милия – Сторквист, что для его деда со стороны отца родным языком был шведский, а для бабки – исландский, что они были коминтерновцами, приехавшими из Скандинавии в революци­онную Россию и сгинувшими в концлагерях в годы сталинского террора. И Вилли принялся сам изучать шведский и исланд­ский языки, а потом, узнав, что его бабушка со стороны мате­ри в юности говорила по-немецки, еще до революции выучив этот язык в пансионе благородных девиц, стал просить ее обу­чать его и этому языку. Потом были годы учебы в Ветеринарной академии вместе со студентами из Венгрии, Чехословакии, ГДР, Африки, которые, как говорит сам Вилли, «подарили» ему свои языки. А после была служба в Афганистане и языки пушту и дари... И страшное черепное ранение, которое на годы вывело его из строя, могло бы вовсе уничтожить как личность, но сила воли и страсть к языкам, совершили чудо. Произошла не только полная физическая реабилитация, но и качественный скачок в способностях к усвоению новых языков. Если до ранения Вилли знал семь языков, то за последующие три десятилетия выучил еще почти сотню! Но возможность именно такой, конструктив­ной, реакции мозга на страшное ранение была заложена еще в детстве, когда у Вилли развился этот всепоглощающий и опре­деляющий структуру его личности интерес к постижению дру­гих языков.

Что конкретно делают полиглоты, изучая языки? Какие дей­ствия неизменно приводят их к достижению результата?

(I)  Действия на стадии ввода новой языковой информации раз­личаются в зависимости от преимущественно визуальных или аудиальных стратегий данного полиглота.

• Так, для визуалов Гумбольдта, Шлимана, Халипова обычен путь от чтения текстов на иностранном языке, причем для многих это был метод параллельных текстов, который позд­нее был использован Ильей Франком и положен в основу его эффективного метода развития навыков чтения на ино­странных языках.

• Для аудиалов Вамбери, Дженьюлуса, Мельникова обычна первоначальная загрузка нового материала на слух в ходе прямого общения с носителями языка.

Любопытно, что метод параллельных текстов хоро­шо работает и для аудиалов. Так, знаменитый кардинал Меццофанти, об аудиальных способностях которого можно судить по тем фактам, что первые свои иностран­ные языки (латынь и греческий) он выучил на слух, стоя у открытого окна перед верстаком (в детстве его обучали ремеслу плотника) и прислушиваясь к голосу священни­ка, который в доме напротив преподавал другим детям эти языки. Венгерский, словацкий, чешский, немецкий, французский он выучил позднее, во время войны между Австрией и Францией, постоянно посещая военные го­спитали, чтобы иметь возможность исповедовать солдат, говорящих на этих языках. Сохранились свидетельства о том, что прежде чем приступить к исповеди, Меццофанти приходилось на время превращаться в ученика испо­ведующихся. Если иностранец мог прочесть десять запо­ведей, «Отче наш» и Кредо, или даже любую из обычных христианских молитв, или назвать на своем языке такие обычные богословские термины, как Бог, грех, доброде­тель, земля, небо, ад и т.п., то этого для Меццофанти было вполне достаточно. На этом фундаменте он был в состоя­нии усвоить произношение, построить грамматику и рас­ширить словарь.

• При этом «масштаб», которым пользуется полиглот для за­поминания выученного, весьма различен (от значительных кусков текста для Шлимана, стихотворений на изучаемых языках для Куринского до отдельных фраз для других по­лиглотов). Важно подчеркнуть, что в любом случае усвоение целостных фраз имеет приоритет по сравнению с запомина­нием изолированных слов .

 • Приоритетное внимание, как следует из наблюдений над Дженьюлусом и Халиповым, полиглоты уделяют отработке моделей диалогического общения, построенного на усвоении типичных структур вопросов и ответов на них.

• Все полиглоты проявляют высокую требовательность к правильности ввода запоминаемого материала. Переучивать гораздо сложнее, чем сразу выучивать правильно! Поэтому полиглот предпочитает опираться на оригинальные (пись­менные или звучащие) тексты и использует учителя или но­сителя языка как источник обратной связи, позволяющей ему быть абсолютно уверенным в том, что он правильно понял, что обозначает каждое запоминаемое слово, как оно произносится и как пишется.

 • Любой полиглот стремится достичь правильности в сфере произношения. Для этого, помимо аудиальных, использу­ются кинестетические параметры, основанные на достиже­нии ощущения артикуляционного комфорта (а не диском­форта!) при переходе на произносительную систему другого языка.

 • Уверенность артикуляции достигается за счет обязатель­ного проговаривания вслух с одновременным «якорением» мелодического рисунка фразы (ее темпа, ритма, интонации, паузировки) в какой-либо дополнительной системе – либо кинестетической, либо визуальной. Беглость тренируется со­знательным ускорением произнесения фразы (при обязатель­ном сохранении усвоенного ранее мелодического рисунка) до состояния скороговорки с последующим возвращением к нормальному темпу уверенной коммуникации.

(II) Стадия сохранения в памяти нового материала происходит в режиме включения новых знаний в самые разнообразные ког­нитивные контексты.

• Усваивая речевые модели, полиглот одновременно проводит генерализацию грамматических закономерностей, постоянно уточняя их по мере получения дальнейшей языковой инфор­мации. Широко используется визуализация различных схем и таблиц, помогающих хранить грамматическую информа­цию в памяти.

 • Для запоминания лексики широко используется темати­ческая организация лексики, включение в различные эмо­ционально окрашенные контексты, ассоциации, аналогии с ранее известными языками, сопоставления и противопо­ставления, визуализации, кинестетические «зацепки для па­мяти», а также разнообразные мнемонические приемы.

• При этом принципиально важно осознание для себя наи­более продуктивных временных рамок и объема материала, усваиваемого за одно занятие. Критерием служит сохране­ние состояния активного внимания и поддержание хороше­го контакта со своим информантом.

(III) Стадия доступа к ранее выученному материалу связана с орга­низацией повторения. Здесь принципиально важны:

• периодичность возвращения к ранее выученной информа­ции,
• организация визуальных материалов (списков слов, таблиц, моделей), помогающих повторению,
• творческий характер упражнений в каждом новом компо­ненте
• стремление практиковаться в наиболее сложном,
• позитивное отношение к собственным ошибкам как способу получения новой языковой информации.

(IV) Стадия перевода выученного в навык связана с автоматизацией речевых реакций. В этой связи процитирую советы полиглота Евгения Чернявского, размещенные в Интернете:

• Занимайтесь регулярно. Лучше ежедневно по полчаса, чем раз в неделю семь часов.
• Практика всех видов – основа успеха. Поэтому при малейшей возможности говорите на изучаемом языке.
• Читайте как можно больше, даже если плохо понимаете текст. Нужно только стараться подбирать материалы по пле­чу, не чрезмерно трудные.
 • Используйте пропадающее попусту время – поездки в транс­порте, прогулки, ожидание приема и т.д.

Все эти поведенческие «know-how» полиглотов послужили сти­мулом и основой для создания специальных упражнений, которые разработаны мной на материале английского языка и будут пред­ложены во второй части книги.

Какие способности и навыки проявляют полиглоты?

• Активность в процессе изучения языка. Помните: «Languages are not taught. They are learnt». Абсолютное большинство язы­ков полиглоты выучивают сами. Не случайно книга В.А. Куринского о полиглоссии называется «Автодидактика».

• Умение мечтать и стремление сделать мечту реальностью (помните датские мечты о дальних странах Вамбери и меч­ту о Трое Шлимана?) Об этом качестве как-то замечатель­но сказал Бернард Шоу: «You see things and you say, “Why?” But I dream things that never were, and I say, “Why not?”» «Ты видишь то, что есть, и говоришь: “Почему?” А я представ­ляю в мечтах то, чего никогда не было, и говорю “Почему бы нет?”» «Когда человек мечтает, он гениален», – цитирует В.А. Куринский Акиро Куросаву и добавляет «Это и есть завышение – мечта, которая дает энергию» (Автодидакти­ка, с. 95).

• Целеустремленность и организованность, то есть умение ставить себе цели, в том числе цели, четко определенные по времени и ежедневному объему, и настойчивость в их дости­жении. Помните записки-напоминания, которые маленький Вамбери писал для себя? «Genious begins great works; labour alone finishes them» (Joseph Joubert). «Гений начинает великие дела, но завершает их труд!».

 • Умение входить в ресурсное состояние в начале каждого за­нятия языком (помните то состояние «радостного ожида­ния», с которым Сергей Халипов каждый вечер усаживался у лампового приемника, чтобы слушать финские передачи).

• Умение создать и последовательно применять собственную стратегию изучения языков, основанную на использовании своих наиболее сильных способностей (для кого-то это пре­красная память, способность к визуализации, для кого-то способность к имитации и звуковому подражанию, для кого- то умение логически мыслить, обобщать и сопоставлять ).

• Способность к развитию недостающих навыков до требуе­мого уровня. (Как говорил Альберт Эйнштейн, «Once we accept our limits, we go beyond them» – «Только когда мы осо­знаем свои пределы, мы можем за них выйти».)

• Трудолюбие. (Вспомните высказывание аристократа Гумбольдта: « Праздность развращает!»)

• Умение поддерживать в себе состояние активного твор­ческого интереса к процессу обучения. Это то, что по- английски называется playfulness (что вовсе не то же, что русское слово «игривость») и о чем так хорошо сказал писа­тель Ричард Бах:

You are led                                          Тебя ведет по жизни
through your lifetime                         то внутреннее существо,
by the inner learning creature,            которое постоянно учится,
the playful spiritual being                  та играющая духовная сущность,
that is your real self (Illusions, 51)     которая и есть твое истинное «я».

Это «игра со священной серьезностью » уточняет полиглот В.А. Куринский и пишет, что состояние актуализированного инте­реса – это основа автодидактики (Автодидактика, с. 64).

• Способность абсолютного принятия изучаемого языка во всем его своеобразии , то есть умение выйти из позиции родно­го языка (условно назовем ее первой позицией восприятия), встав на позицию носителя другого языка и другой культуры (назовем это второй позицией восприятия) и, наконец, уме­ние сопоставлять и сравнивать изучаемый язык с другими (третья позиция восприятия).

• Умение хвалить себя за достигнутые результаты и, осозна­вая стадиальность процесса изучения языка, организовы­вать свои промежуточные победы, поддерживающие общую мотивацию. (О стадиальности в изучении языков мы еще по­говорим в связи со стратегиями шведского полиглота Эрика Гуннемарка.)

Разумеется, это не исчерпывающий список, и, читая книги поли­глотов Като Ломб, Валерия Куринского, Эрика Гуннемарка и других, вы можете сами добавить в него те качества, которые вам самому представляются существенными для достижения успеха в изучении иностранных языков.

Рассматриваемая ступень не случайно объединяет способности как врожденные или развитые в раннем детстве качества личности, и навыки (умения), то есть те качества, которые личность выраба­тывает в себе на протяжении всей жизни. Это те качества, которые, согласно теории Грегори Бейтсона, соответствуют уровню Deutero-learning, когда в процессе обучения человек начинает вырабатывать для себя наиболее эффективные алгоритмы обучения, то есть разви­вает свое умение учиться (learning to learn). Исследовать и развивать свое умение учиться, в частности, умение учиться иностранным языкам, и призвана стимулировать эта книга.

Почему полиглоты делают то, что делают? Какие ценности яв­ляются для них определяющими?

Истории жизни полиглотов наглядно демонстрируют, что изу­чение языков отвечает самым различным уровням иерархии чело­веческих потребностей (см. пирамиду Маслоу). Так, в некоторых случаях изначальной мотивацией могут стать потребности уровня Safety Needs, например, как в случае с Генрихом Шлиманом, которого к изучению иностранных языков изначально толкнула насущная по­требность выжить в чужой стране. Потребности уровня Belonging также важны. Причем как на его нижнем подуровне «иметь», так и на более высоком уровне «принадлежать к общности». Знание мно­жества языков стало для Шлимана основой благосостояния. Но оно и позволило ему реализовать потребности более высокого уровня, сначала войдя в круг влиятельных предпринимателей, а потом в чис­ло самых известных исследователей своего времени.

Абрахам Маслоу подчеркивал, что, по мере удовлетворения по­требностей нижних уровней, на первый план выдвигаются потреб­ности уровней самооценки и самореализации. Для полиглотов – это потребности развития личности и потребности познания: соб­ственных возможностей, возможностей человеческого мозга вооб­ще, познания мира через язык.

Так, для В.А. Куринского приоритетную значимость имеет со­вершенствование человеческой личности. Вот его афоризм: «Обра­зование может быть только неоконченным, оно должно быть обра­зованием по определению: образовываться, создаваться, делаться» (Автодидактика, с. 23). Придя в этот мир, считает Куринский, че­ловек обязан прочитать в оригинале и осмыслить те великие книги (несколько сотен), которые создало человечество за свою историю: Веды и Библию, Гомера и Конфуция, Данте и Шекспира. и стать Мастером для себя. По его убеждению, широта кругозора человека определяет высоту и глубину его личности. Для иллюстрации этого тезиса В.А. Куринский предлагает оригинальную графическую мо­дель, где в одной плоскости представлена широта кругозора челове­ка, а в другой – масштаб его личности:

Для В. фон Гумбольдта главным было «познать тот специфиче­ский путь к выражению мыслей, который выбирает данный язык, а вместе с ним – и нация, которой он принадлежит». Ему вторит С.Г. Халипов, говоря, что главное – это «познание глубинных за­конов языка, его взаимосвязи с другими языками, взаимодействия речи и мышления».

Изучение множества языков становится для полиглотов стиму­лом к творческому самовыражению – научному, как для Вильгельма Гумбольдта, Расмуса Раска, Отто Есперсена, Сергея Халипова или художественному, как для Вилли Мельникова, о чем речь пойдет чуть позже.

В любом случае, языки для полиглота – это способ за одну че­ловеческую жизнь, читая литературу, путешествуя, общаясь с носи­телями языка, прожить множество реальностей, каждая из которых уникальным образом представлена конкретным языком. Ведь не случайно В.А. Куринский называет культуру, представленную лю­бым языком, «пятым измерением реальности». Эту мысль очень точно выразил Вилли Мельников, сказав, что для него языки – это способ омногомеривания реальности .

«На личном опыте полиглота, – рассказывал Вилли Мель­ников, согласившийся принять участие в одном из моих семи­наров, – я давно убедился: сколькими языками ты владеешь, в стольких пространственно-временных континуумах ты жи­вешь, столькими же атмосферами ты дышишь. В этом смысле уместно сравнить владение современными и древними языками с умением договариваться со Временем. При изучении какого бы то ни было языка – а значит, и тех времен, из которых он со­ткан и которыми он дышит – необходимо убедиться, что язык отвечает тебе взаимностью, вливается в тебя, пропитывает тебя своим временным многомерьем, и ты начинаешь владеть им в той же мере, в какой он тобою».

Стремление и умение омногомерить реальность – вот ключ, та загадочная разгадка, которая лежит в основе уникального феномена, который называется Вилли Мельников.

И проживание реальностей сотни языков – лишь одна его грань, а еще есть волшебство Вилли-фотографа, у которого гармония математики фракталов сливается с красотой обыден­ного мира, и многомерность созданного Мельниковым автор­ского поэтического жанра «муфталингвы», где каждое слово существует в нескольких измерениях. – Чего, например, стоит один только «Ветербург»!.. Или «Задолжадность возвращедростью красна»!.. И многое-многое другое. Но именно языки ста­ли для Вилли Мельникова путем к открытию многомерности мира.

Увидеть мир глазами носителей другой языковой культуры... Позволить ей занять свое место в твоем внутреннем мире... Примерить на себя ценности, выраженные в языковом сознании народа, говорящего на этом языке... Это не значит отказаться от родного языка и ценностей родной культуры. Но это значит стать на одну вселенную богаче!

Именно поэтому, подыскивая эпиграфы для разделов книги, по­священной полиглоссии, но использующей в качестве иллюстратив­ного материала английский язык, я в первую очередь отбирала вы­сказывания известных англоязычных авторов. Для меня важно было передать ту ценностную составляющую языковой культуры , которую полиглот обязательно впитывает в себя наряду со звучанием, слова­ми и фразами изучаемого языка. Если бы основным иллюстративным материалом был бы, скажем, французский язык, то авторами, цитиру­емыми в связи с обсуждаемыми темами, наверное, стали бы Вольтер, Ларошфуко, Стендаль, Моруа... И, возможно, в чем-то иным, более изысканным и ироничным был бы взгляд на обсуждаемые темы.

Кто такие полиглоты? Как сам полиглот определяет свою лич­ность?

«Я человек, который состоит на службе у человечества», – сказал о себе Арминий Вамбери. Не случайно в модели пирамиды личности полиглота вопрос верхнего уровня сформулирован не от третьего лица: «Кто такие полиглоты?», а от первого: «Кто я? ». Толь­ко сам человек способен глубоко почувствовать и выразить такое определение своего «Я», которое бы гармонично отражало целост­ную структуру его личности и определяло его реализацию на раз­ных уровнях бытия – в том числе его способности и поведение в от­ношении изучения иностранных языков.

В этой связи расскажу историю одного начинающего полиглота, с которым мне довелось прожить полгода под одной крышей.

История Катарины Крель

Катарина появилась в нашем доме в результате эксперимен­та, непосредственно связанного с тематикой этой книги. Дело в том, что с момента рождения нашей дочери в семье было решено, что мы постараемся дать ей столько иностранных языков, сколько сможем. Поэтому и я, и мой муж, англист по образо­ванию, начали разговаривать с ней по-русски и по-английски одновременно, русские сказки читали по-русски, а английские по-английски. То же самое – в отношении детских фильмов и мультиков. В результате девочка в равной степени свободно воспринимала на слух оба языка, однако на все наши англий­ские реплики неизменно и совершенно невозмутимо отвечала по-русски. Перелом наступил лишь в пять лет, когда, познако­мившись с американской сверстницей, на третий день общения с ней дочь поняла, что Бекка не притворяется, а действительно не понимает того, в чем ее пытаются убедить по-русски. И дочь прорвало. Никогда не забуду того момента, когда мы с матерью Бекки, сидя на кухне, услышали, что из детской доносится воз­мущенный голос Бекки, явно выражающей свое недовольство. Заглянув в комнату, мы остолбенели. Две юные особы сидели друг напротив друга и возмущенно выясняли отношения – по-английски! В одинаковом темпе, ритме, с одинаковым эмоцио­нальным накалом и в одинаковых выражениях.

Понятно, что мы решили не останавливаться на достигну­том, а провести подобный же эксперимент с немецким языком. Так в нашем доме в качестве немецкоязычной au pair появилась девятнадцатилетняя выпускница гимназии из Саарбрюккена Катарина Крель.

Договоренность состояла в том, что Катарина будет жить и питаться у нас в семье, со взрослыми общаться по-русски, а с на­шей шестилетней дочерью только по-немецки. Но уже в первый день выяснилось, что планы придется изменить. Оказалось, что Катарина не понимала ни слова из того, что мы ей говорили. Это стало для нее полной неожиданностью, поскольку до того, как приехать в Москву, она два месяца занималась (или считала, что занимается) русским языком с какой-то румынкой. «Этого не может быть! Приехать в чужую страну и не понимать ни сло­ва!» – твердила она в свой первый день в Москве, и вдруг до­бавила: «Ведь я – человек, который говорит на иностранных языках без акцента ».

Именно ради этой фразы и рассказывается вся эта история. То, что происходило дальше, стало для меня наглядным под­тверждением идеи Роберта Дилтса о том, что убеждения высших уровней предопределяют все то, что происходит с человеком на нижних уровнях его бытия.

Не скажу, что по-английски Катарина говорила «без акцен­та», но ее произношение, беглость и идиоматика были как у гума­нитарно образованного европейца, который привык регулярно пользоваться английским языком в общении с его носителями. Первым ее иностранным языком был итальянский. С четырех лет занятые родители-юристы передали девочку на воспитании няньке, выписанной из Италии. Поговорив с Катариной, мой отец-итальянист предположил, что девушка говорит с северо­тосканским акцентом, что подтвердилось, когда Катарина со­общила, что нянька была родом из Тосканы. Но сама Катарина была убеждена, что лучше всего знает французский. Саарбрюк- кен находится на границе с Францией. С первого класса учите­лями иностранного языка были французы. Все каникулы – во Франции. Масса друзей и влюбленностей связана с этой стра­ной. С языками связаны и планы на будущее... После гимназии Катарина планирует поступать в Женевский университет, она будет изучать дипломатию и для общего набора языков русский будет весьма полезен. Вот почему ближайшие полгода она хочет провести в Москве.

Хотя такой договоренности между нами не было, Катарина упросила записать ее в Институт русского языка им. Пушкина в группу для начинающих. Занятия начинались через две недели. Не дожидаясь семестра, Катарина сразу же затребовала у меня все имеющиеся учебники, пособия, словари, грамматики (в том числе, грамматику русского языка в картинках) и с этой увеси­стой стопкой книг заперлась в своей комнате, из которой теперь доносилось упорное бормотание. Упорство Катарины наводило на воспоминания о семнадцати часах занятий ее молодого соот­ечественника Генриха Шлимана. Из-за двери я слышала, как де­вушка повторяет склонения русских существительных, одновре­менно строя с ними простые фразы. А потом она шла в комнату к нашей дочери. Мы с удовольствием наблюдали, как, расставив куклы, девочки начинают играть, общаясь по-немецки, но вдруг оказывалось, что вместо немецких начинают звучать те русские фразы, которые Катарина «заготовила» в своих самостоятель­ных занятиях. Дочка с удовольствием исправляла ошибки, ощу­щая себя всезнающей учительницей, и подсказывала Катарине названия предметов и действий, которых та не знала. Так в не­мецкое общение Катарины с дочерью встраивалось все больше русских слов, пока наконец Катарина вовсе не переключилась на русский. Как истинный полиглот, она активно шла к поставлен­ной языковой цели. Конечно, когда мы замечали, то просили ее перейти на немецкий, но не сомневаюсь, что как только наблю­дение ослабевало, обе собеседницы к обоюдному удовольствию переходили на русский язык.

Через две недели после начала занятий в Пушкинском инсти­туте Катарина поменяла группу. С начинающими ей явно было нечего делать! Теперь появилось множество русскоязычных дру­зей, вечера были заполнены разнообразным русскоязычным об­щением, а днем не прекращались разговоры по телефону. На про­тяжении четырех месяцев Катарина еще дважды меняла группу и закончила семестр уже среди профессиональных преподава­телей. Я читала ее заключительное сочинение: 24 страницы на тему «Развитие советского кинематографа» с анализом творче­ства выдающихся режиссеров и разбором их наиболее значимых фильмов. Почти без ошибок! Не скажу, что ее произношение не выдавало в ней иностранку, но речь звучала правильнее, чем у большинства жителей Прибалтики советского времени, вырос­ших в условиях обязательного преподавания русского языка и имевших постоянную возможность общаться по-русски. Вот ка­кова траектория изучения языка за четыре месяца для человека, который на уровне личности определяет себя как «Я – человек, говорящий на иностранных языках без акцента »!

Года четыре тому назад я получила письмо от Катарины. Она писала, что закончила университет в Швейцарии, стала ди­пломатом, выучила китайский язык и сейчас работает по линии Евросоюза в Пекине.

Конечно, от пребывания Катарины в нашей семье мы ожи­дали больших результатов в отношении немецкого языка доче­ри. Эти результаты пришли позже, но самым главным я считаю то, что когда Катарина уезжала, шестилетняя дочка спросила: «Мама, а когда я выучу немецкий, я сначала начну учить дат­ский или итальянский?» Был задан ориентир, тот человеческий масштаб, к которому можно стремиться.