Все подражания, в которых логика не играет никакой роли, подходят под одну из двух следующих больших категорий: доверчивость и покорность, подражание верованиям и подражание желаниям. Может показаться странным, что мы называем подражанием совершенно пассивную приверженность к известной идее другого человека; но если, как я это покажу, пассивный или активный характер отражения одного ума в другом не имеет особенного значения, то распространенное толкование, придаваемое мною обычному смыслу этого слова, вполне законно. Если говорят, что ученик подражает своему учителю, когда повторяет его слова, то почему же нельзя сказать, что он подражает ему еще раньше, именно усваивая мысленно идею, выражаемую затем словами? Быть может, странным покажется также и то, что я рассматриваю повиновение как известного рода подражание; но это уподобление, также легко оправдываемое, необходимо: оно одно дает возможность распознать в факте подражания глубину, действительно ему присущую. Когда один человек копирует другого, когда один класс общества одевается, заводит мебель, развлекается, принимая за образцы одежду, мебель, развлечения другого класса, то это совершается потому, что этот человек или этот класс уже позаимствовал у другого человека или класса чувства и потребности, которые находят себе внешнее выражение означенным образом. Следовательно он мог и должен был позаимствовать также и его мнения, т. е. хотеть согласно его воле. Возможно ли отрицать, что хотение, вместе с эмоцией и убежденностью, обладает наибольшей заразительностью из всех психических состояний, Энергичный и авторитетный человек получает над слабыми натурами абсолютную власть; он дает им то, чего им не достает: известное направление. Повиновение ему составляет не обязанность, а потребность. Таким образом возникает всякая социальная связь. Повиновение вообще есть сестра веры. Народы повинуются в силу того же, в силу чего они верят; и подобно тому, как их вера есть лучеиспускание веры известного учителя, так их деятельность есть не что иное, как распространение воли известного властелина. То, чего желает властелин желают и они; тому, чему верит или верил учитель, верят и они; поэтому-то они делают или говорят то, что сделал или сказал их властелин или учитель, или имеют стремление так делать и говорить. Действительно, люди наибольше всего готовы подражать тем личностям и целым общественным классам, которым они наиболее охотно повинуются. Массы всегда обнаруживают склонность копировать королей, двор, высшие классы, поскольку они признают их господство. В годы, предшествовавшие французской революции, Париж перестал следовать придворным модам, перестал рукоплескать пьесам, которые нравились в Версале; это означало, что дух неповиновения сделал уже заметные успехи. Во все времена господствующие классы были или начинали с того, что становились образцами. На семье, зародыше всякого общества, мы можем ясно наблюдать это тесное соотношение между собственно подражательностью с одной стороны, и повиновением и доверчивостью, с другой. Отец, в особенности в самом начале, является непогрешимым оракулом и верховным владыкой ребенка, а потому также и высочайшим примером для него!
Итак, подражание, следовательно, идет от внутреннего к внешнему, хотя поверхностные наблюдения говорят по-видимому о противном. С первого взгляда кажется, что народ или известный класс общества, подражающий другому, начинает с подражания в роскоши и искусствах, что он делает это раньше, чем проникнется вкусами и литературой, идеями и стремлениями, одним словом духом копируемого народа или класса; но в действительности бывает как раз наоборот. В XVI в. Франция подражала в модах на наряды Испании. Но в то время испанская литература царила уже во Франции испанским политическим преобладанием. В XVII в., когда установилось Французское главенство, французская литература господствовала уже в Европе, и в силу этого французские искусства, французские моды обошли весь мир. Если побежденная и обессиленная Италия в XV в. наводняет нас своими модами и искусствами, и прежде всего своею чудной поэзией, то это происходит от того, что обаяние ее высшей цивилизации и обаяние римской империи, которую она, преображая, открывает снова миру, подчиняет себе победителей; но впрочем победители эти были уже италианизированы задолго до этого времени, задолго до того, как они стали перенимать итальянские жилища, одежду, мебель, благодаря привычке подчиняться папе. Но скажут, что сами итальянцы, подражавшие реставрированному ими античному греко-римскому миру, начали ведь с внешности: они увлеклись сначала статуями, фресками, цицероновскими периодами и, постепенно усваивая все это, прониклись наконец духом открытого ими мира? Нет, новый ослепительный идеал поразил их прежде всего в самое сердце. Древняя мертвая религия, в форме неопаганизма, распространилась сначала среди писателей и затем художников (обычный, неизменный порядок). Когда же новая религия, мертвая или живая безразлично, внушаемая очаровывающими проповедниками, овладевает человеком, то ее, первым делом, исповедуют и затем уже применяют к житейской практике. Она начинается не разными переодеваниями, которые будто бы приводят в конце концов к желаемым добродетелям и убеждениям; далеко не так неофиты именно отличаются тем, что среди них дух известной религии действует независимо от ее внешних форм; формализм культа получает свой смысл и значение лишь значительно позже, когда вера иссякнет уже в сердцах, хотя и останется еще в обычаях. Таким образом, неофит первой эпохи возрождения еще продолжает придерживаться своих привычек феодальной христианской жизни, в то время как по своей вере он уже язычник, что доказывает его чувственная распущенность и страсть к славе; язычником же - по своим нравам, а затем манерам - он становится позже. Обращаясь ко временам более отдаленным, мы должны отметить то же самое и относительно варваров V или VI в., например какого-нибудь Клодвига, или Хильперика, которые старались усвоить римские обычаи и появлялись в консульских знаках отличия. Но прежде чем они начали усваивать внешнюю сторону римской цивилизации, они испытали ее глубокое воздействие в совершенно ином отношении: они были уже христианами, ибо к этому времени римская цивилизация, очаровавшая их, держалась лишь христианской религией.
Концентрированная книга издательства LIVREZON складывается из сотен и тысяч проанализированных источников литературы и масс-медиа. Авторы скрупулёзно изучают книги, статьи, видео, интервью и делятся полезными материалами, формируя коллективную Базу знаний.
Пример – это фактурная единица информации: небанальное воспроизводимое преобразование, которое используется в исследовании. Увы, найти его непросто. С 2017 года наш Клуб авторов собрал более 80 тысяч примеров. Часть из них мы ежедневно публикуем здесь.
Каждый фрагмент Базы знаний относится к одной или нескольким категориям и обладает точной ссылкой на первоисточник. Продолжите читать материалы по теме или найдите книгу, чтобы изучить её самостоятельно.
📎 База знаний издательства LIVREZON – только полезные материалы.