Подобно многоклеточному организму, который жертвует порой частью клеток во имя своих «высших» интересов (см. в разд. 1.12 об апоптозе), социум легко поступается какими-то индивидами. Социум — это вполне самостоятельная сущность, «разумная система» (см. разд. 8.1.4), интересы которой во многом расходятся с интересами составляющих ее индивидов. Если погибнет социум, то могут погибнуть и индивиды, но далеко не всегда — один социум может быть преобразован при этом в другой на том же человеческом материале. Не гибнет все население страны при смене общественно-экономического строя в результате революции, когда один социум трансформируется в другой. При крахе данного бизнес-предприятия его работники обычно физически не гибнут, становясь (сразу или со временем) работниками других предприятий, и т.д. С другой стороны, гибель того или иного индивида вовсе не означает гибели социума. Более того, могут погибнуть все составляющие его индивиды, а социум, сменив свою идентичность, выжить. Именно это произошло, к примеру, когда «неандертальчество» было сменено «кроманьончеством» (см. разд. 1.12): социум разумных существ при этом сохранился, претерпев существенные изменения, а все неандертальцы исчезли с лица Земли.
Собственно, именно переработкой интересов индивидов в интересы социумов заняты государство и всевозможные социальные институты. Соответственно существуют и профессии, побуждающие индивида максимально, насколько это возможно, проникаться «мышлением» социума. Таковы, к примеру, политики, которые по самому роду своей работы вынуждены формулировать интересы страны и других достаточно крупных социумов («политика — это борьба групп»). Интересы социумов поменьше — силовых и иных организационных структур, бизнес-компаний и т. д. и т. п. — профессионально отражаются их руководителями и прочим чиновным людом. Делают они это, приходя к пониманию «интересов» вверенных им социумов интуитивным и/или опытным путем. Тот факт, что политикам и чиновникам удается все же в какой-то степени пропитываться «мышлением» социума, находит отражение в характерной для них морали (нравственно-этических нормах), которая, как все мы знаем, несколько отличается от нашей, морали «простых людей» (индивидов).
Мы говорим об Аморальности, например, политиков и политики («политика — грязное дело»), понимая под этим некую мораль со знаком минус, тогда как правильнее было бы, на мой взгляд, говорить об их ВНЕморальности, поскольку воспринимаемая ими мораль — это просто другая мораль: мораль не индивидов, но «мораль» (в кавычках) обслуживаемых ими социумов.
Государству и его институтам дозволяется то, что во взаимоотношениях между индивидами преследуется самим же государством. Государства грабят и подчиняют себе другие государства (это называется войной), обманывают соседей и шпионят за ними. И т. д. и т. п. Социум и индивиды — это разные сущности с разными правилами поведения. И чем удачнее тот или иной политик, чиновник или разведчик (шпион) проникается «моралью» своего социума, тем более он (политик, чиновник или шпион) а(вне)морален. Именно поэтому, например, в государственных (и не только) структурах определенного сорта убийство и шпионаж не считаются преступлением, тогда как для рядовых граждан, т. е. для индивидов как таковых, убийство, шпионаж (подглядывание в замочную скважину за соседями) и пр. недопустимы/аморальны.
Лично мне эта «внемораль» (корпоративная мораль), мягко говоря, не нравится, однако я вынужден констатировать, во-первых, неизбежность ее бытования среди людей определенных профессий, во-вторых, ее «социумное» происхождение и, в-третьих, неразрешимость противоречия между нечеловеческой по сути дела социумной «внеморальк» и моралью обычных людей. Поскольку социум может реализовывать свои интересы не иначе как руками индивидов, постольку и существуют профессии, для носителей которых — политиков, чиновников, разведчиков и т. д. — «внемораль» — это намертво прилипающие к ним соци-умные нормы поведения (если вы используете шантаж в корпоративных или государственных интересах, то вам трудно отказаться от него в частной жизни), осложняющие общение с ними людей с нормальной человеческой моралью и корежащие их собственную жизнь.
Взаимоотношения социума и индивида принимают тем более острый характер, что, не являясь, в отличие от индивида, разумным существом, социум не в состоянии объяснить ему «словами», чего же он от него собственно добивается. Поэтому, вынуждаемый социумом действовать во многом поперек своих интересов, индивид доходит до интересов социума собственным умом. Чем более усложнялся социум в ходе социальной эволюции, тем более нуждался индивид в некоем руководстве, которое бы объясняло ему, как и почему он должен поступаться своими интересами ради интересов социума.
Можно указать приблизительно, когда вопросы о месте индивида в социуме приняли особенно острый характер. Это произошло при переходе от чифдома с его достаточно простым и понятным племенным устройством к стратифицированному («классовому») обществу ранней древности с его весьма сложными внутри- и межгосударственными отношениями. Агамемнон и Одиссей (около 1200 г. до н.э.) еще возглавляли чифдомы, Перикл (V в. до н.э.) — это уже персонаж ранней древности.
С развитием государств ранней древности социальные отношения все более усложнялись, делаясь все менее понятными индивиду, и потому его взаимоотношения с социумом становились все более напряженными. Дабы подчинить себе индивидов (подобно тому как многоклеточный организм подчиняет себе клетки без участия сознания), усложнившийся социум должен был выработать для них правила поведения. Он их и выработал, причем в форме, обязательной к употреблению — религиозной. Речь идет о феномене осевого времени, о котором говорилось в разд. 4.3.3-1 и который состоял в возникновении в IX-II вв. до н. э. в разных регионах мира религиозно-этических учений пророков Иудеи, Будды, Заратустры, Лао-цзы, Конфуция и др. Из всех пророков только Конфуций облек правила поведения членов социума в нерелигиозную форму, однако адепты поправили учителя, построив ему храмы и поклоняясь как божеству.
Разумеется, религиям осевого времени предшествовали ранние формы религии. Поскольку, однако, первобытные формы социума, включая чифдом, были достаточно простыми, постольку достаточно простыми были и отвечающие им религии — шаманизм, тотемизм и язычество. Учения осевого времени сделали гигантский шаг в направлении налаживания взаимоотношений между индивидом и существенно усложнившимся социумом. Снабжая индивида нравственно-этическим компасом, помогающим ему ориентироваться в мире социальных отношений, они не объясняют, однако, почему правила поведения должны быть именно такими, а не иными, отсылая к безусловным авторитетам, в качестве которых выступают Бог (боги) и пророки. Из божественной абсолютности (незыблемости) религиозных авторитетов вытекает незыблемость (неизменность) и религиозно-этических норм, не предполагающих эволюционного развития правил поведения индивида в социуме вместе с последним.
Установка на незыблемость нравственно-этических норм (неизменность правил поведения индивида в социуме), которой пропитаны универсальные религии мира, вступает в противоречие с реально происходящей ускоренной социальной эволюцией. На протяжении тысячелетий это противоречие снималось лишь трансформацией старых религий в новые (с сохранением старых) — иудаизма в христианство, католического христианства в протестантизм и т.д., однако новые универсальные религии или новые ветви универсальных религий рождаются крайне редко. Это было терпимо, пока темпы социальной эволюции были относительно невысоки. Однако когда существенные социальные изменения стали происходить на протяжении жизни одного поколения, социум начал вырабатывать новые подходы, которые бы позволили индивиду, не съехав с катушек, ориентироваться в море социальных отношений по мере их эволюционирования. Эти новые подходы лежат в сфере науки, которая, в отличие от религии, по самой своей природе предназначена учитывать изменяющиеся реалии.
О различных научных подходах, пытающихся перебросить мостик между индивидом и социумом, говорилось в разд. 8.1.4. Здесь для нас существенно, что эти подходы, развиваемые психологами, социальными психологами, политтехнологами и специалистами по PR-технологиям, не принесли результатов, которые бы позволили объяснить сложившиеся нравственно-этические нормы и вырабатывать по мере необходимости новые. Этому не следует удивляться, поскольку все указанные здесь научные (и не очень) подходы нацелены на другое.
Более продуктивен, на мой взгляд, именно подход, связанный с представлениями об универсальной эволюции. Имеющими смысл («правильными») оказываются здесь действия индивида, направленные по вектору эволюции наблюдаемого мира, не имеющими смысла («неправильными») — направленные против или «вбок» от него.